Дочери моря. Встреча

Ханна нарушила обещание, данное Стэннишу, спустя две ночи, как тот отбыл в Нью-Йорк, и впервые за последние шесть недель плавала. Стоило девушке только зайти в воду, как она снова почувствовала себя самой собой, даже тёмная краска, казалось, вымывалась из волос с каждой новой волной. Что-то глубоко внутри неё вновь обретало цельность, она как будто выздоравливала… Если Стэнниш любит её так сильно, как говорит, разве не именно это он полюбил? Её суть – то, что делало её Ханной. Девушку преследовали слова, сказанные Этти на ступенях церкви. Они как будто кружили над её головой назойливыми мухами: елейный, поверхностный, лакированный. Последнее – самое ужасное. Она действительно полюбила кого-то поверхностного и ненаполненного? Но он же был выдающимся художником. Самым известным в Бостоне, Нью-Йорке, Лондоне, Париже. Он черпал вдохновение из чего-то, находящегося глубоко внутри него. Из чего-то, от чего она приходила в восторг. Художник величины Стэнниша Уитмана Уилера не мог быть ненаполненным. Его искусство оставалось для неё загадкой, оно делало его тем, кем он был. И она гордилась этим, любила его за это, чтила и ничего не хотела в нём изменить. Почему же он не чувствовал того же по отношению к ней? Она прикоснулась к голове. Волосы становились более упругими и мягкими: ночные купания потихоньку вымывали краску.

В шумной Бостонской бухте было одно уединённое место: тихий канал Форт-Пойнт. Заброшенный буксир, уткнувшийся в пирс, если никто не спохватится, за год-другой опустится на илистое дно. Идеальное место, чтобы спрятать одежду и скользнуть в воду – только она и водяные крысы, не обращающие на неё никакого внимания.

Той ночью, впервые опустившись в воду, она испытала настоящее потрясение. Прошла целая вечность, пока ноги превратились в длинный сильный хвост. Ей пришлось грести руками, чего раньше никогда не случалось. Ноги били по воде, пока Ханна, наконец, не остановилась, испугавшись, что поднимает слишком много брызг и привлекает внимание с берега. Тогда девушка нырнула, но обнаружила, что не может задерживать дыхание с былой лёгкостью. Она едва доплыла до канала, когда ей пришлось всплыть, чтобы глотнуть воздуха. Повсюду были масляные пятна и мусор оживлённой городской бухты. Она повернула направо, нырнула поглубже и поплыла прямо в бухту, стараясь не попадать в сполохи света Бостонского маяка, когда её ноги наконец-то слились воедино. В первую ночь у неё не было сил, чтобы уплыть далеко. Но во вторую она чувствовала себя уверенней и взяла курс на юго-юго-восток к отмели Стеллваген. Ханна уклонилась от стаи дельфинов. Обычно она проплывала с ними по нескольку миль – те любили поиграть с ней, особенно когда у них появлялись детёныши. Девушка частенько помогала с дельфинятами: подгоняла вперёд, чтобы держались поближе к матерям и подальше от акул, или просто кувыркалась с ними в струях течения. Но этой ночью она не чувствовала себя готовой к общению.

По крайней мере, у неё был шанс снова встретиться с Этти. Девочка собиралась попробовать связаться с Мэй и её возлюбленным Хью. Молодой учёный – выпускник Гарварда, – Хью, как только началось судебное разбирательство, сказал, что они могут подать апелляцию, если Люси признают виновной. Ханна с Этти немногое понимали в законах. Мэй написала Ханне и Этти с Эгг-Рока, маяка у берегов Бар-Харбора, где жила со своим отчимом, Гаром Пламом, и его болезненной женой Хепсибой. Мэй тревожилась – уже несколько недель от Хью не было никаких новостей. Ханна знала, как это тяжело. Но была уверена: Хью не оставит Мэй. Она и сама часто беспокоилась, когда Стэнниш уезжал, как, например, сейчас, получив новый заказ в Нью-Йорке, знала тот блистательный мир, частью которого он был: мир эффектных женщин и экстравагантных вечеринок. Там было совсем не так, как в Бостоне. Он вернётся с рассказами о гранд-дамах города и последней моде. Стэнниш всегда возвращался и, обнимая Ханну, говорил, что никто не мог сравниться с её красотой. То были замечательные мгновения. Она хранила их, как драгоценные камни, нанизывая вместе, словно жемчужины ожерелья, подтверждающие истинность их любви.

Когда она приплыла обратно, занимался рассвет и накрапывал небольшой дождь. Башня старой таможни суровым наставником возвышалась над старым портовым городом, стрелки восточных часов показывали пять. Ханна решила, что должна отправиться повидать Мэй. Хью должен был нанять нового необыкновенного адвоката, во всяком случае, она так думала. И Этти – она встречалась с нею дважды после свадьбы. Ханна не знала, как Этти удалось выскользнуть из дома на Луисбург-Сквер и ускользнуть от зоркого глаза своей гувернантки, мисс Адмор, но она это сделала.

Этти отправляла Мэй в Бар-Харбор письма и телеграммы, сумела, перейдя реку Чарльз, разыскать в стенах Гарварда Хью, которого пыталась подвигнуть сделать что-нибудь ещё. Девочка рассказала, что бедный Хью делает всё возможное, одновременно заканчивая диссертацию по астрономии. Когда Ханна случайно назвала астрономию астрологией, Этти почти взорвалась: