Дочери огня

С большим трудом удалось привести бедного аббата в чувство, и первые же слова, которые произнес он, сетуя на Провидение, покинувшее его в минуту, когда готов был осуществиться его замысел, дали основание заподозрить в нем кальвинистского священника, сбежавшего из Севенн; и его тут же препроводили в Суассон, сочтя тамошнюю тюрьму более надежной.

Суассон, если только смотреть на него не из тюремного окошка, — город весьма интересный. В ту пору тюрьма находилась между резиденцией епископа и церковью св. Иоанна, с северной стороны она примыкала к городской крепости.

Аббата де Бюкуа поместили в одну из башен вместе с неким англичанином, взятым в плен во время амской экспедиции. По вечерам тюремный сторож, готовивший им обоим пищу, позволял аббату, который, как и прежде, притворялся больным, выходить на верхнюю площадку башни подышать воздухом. У сторожа этого был заметный бургундский выговор, который аббат сразу же признал, вспомнив, что именно так говорили люди, которых он встретил в Сансе, в харчевне.

Однажды вечером сторож этот сказал ему:

— Господин аббат, нынче вечером на башне хорошо видны будут звезды.

Аббат вопросительно взглянул на него, однако лицо сторожа выражало полнейшее равнодушие.

Он поднялся на башню; стоял густой туман.

Он повернул обратно. Спускаясь, он заметил, что дверь на дозорную площадку открыта, и там мерным шагом ходит караульный.

Аббат собрался было спускаться дальше, как вдруг солдат, проходя мимо, сказал ему вполголоса:

— Аббат… нынче прекрасный вечер… погуляйте здесь немного — кто вас заметит в этаком тумане?

Аббат де Бюкуа подумал, что у славного этого солдата, как видно, доброе сердце, коли из сострадания к несчастному узнику он решается нарушить устав.

Дойдя до края дозорной площадки, аббат неожиданно наткнулся на какую-то веревку и, приподняв ее, нащупал на ней крюк и петли.

Караульный в эту минуту как раз повернулся к нему спиной, и аббат, бывший человеком весьма умелым и ловким, соорудив во мгновение ока из конца веревки нечто вроде седёлки, какую употребляют живописцы, расписывающие стены, быстро спустился вниз.

Он очутился на дне глубокого рва, совершенно высохшего и заросшего густой травой. Наружная стена была слишком высока, нечего было и думать о том, чтобы через нее перебраться. Однако, отыскивая на ней какую-нибудь пробоину, куда можно было б хоть поставить ногу, чтобы все же попытаться вскарабкаться наверх, аббат вдруг заметил открытый люк сточной канавы; валявшийся кругом щебень и несколько свежеобтесанных камней свидетельствовали, что здесь производится какая-то починка.

Чья-то голова вдруг высунулась из люка и незнакомый голос прошептал:

— Это вы, аббат?

— Но что…

— А то, что нынче прекрасный вечер, только внизу еще лучше.

Аббат наконец понял все и быстро спустился по лестничке в это изрядно зловонное убежище. Незнакомец, не говоря ни слова, довел его до подножья какой-то винтовой лестницы и сказал:

— Лезьте наверх, пока не натолкнетесь на преграду… Там постучите, вам откроют.

Аббат насчитал но менее трехсот ступеней, прежде чем уткнулся головой в опускную дверцу, как видно, очень тяжелую, потому что она не поддалась даже тогда, когда он с силой нажал на нее плечом.

Мгновение спустя он почувствовал, что ее приподнимают, и услышал шепот:

— Это вы, аббат?

— Да, черт побери, я, — сказал аббат, — да вы-то кто?

Незнакомец в ответ произнес только:

— Тсс, тише! — и еще через минуту аббат почувствовал под ногами твердый пол, но очутился в полной темноте.

Глава четвертая

КАПИТАН РОЛАН

Осторожно пробираясь вперед, он нащупывал справа и слева от себя какие-то нескончаемо длинные столы и никак не мог взять в толк, куда ж это он попал. Но тут незнакомец зажег потайной фонарь, и комната осветилась. В больших стеклянных витринах сверкала серебряная утварь, бесчисленные золотые украшения и различные драгоценности грудами лежали на столах… да нет, то были вовсе не столы, а прилавки… Не оставалось никаких сомнений — он находился в лавке ювелира.

Аббат с минуту подумал, затем, взглянув на лицо человека, державшего фонарь, сказал себе: «Совершенно очевидно что это вор, и каково бы ни было его поведение в отношении меня, совесть моя подсказывает, что я обязан тотчас же разбудить владельца этой лавки, которого собираются грабить». И в самом деле: из-под прилавка вдруг вылез еще один молодчик и стал поспешно собирать наиболее ценные вещи. Тогда аббат заорал что было мочи:

— Караул! Помогите! Воры!

Напрасно закрывали ему рот, осыпая угрозами. На шум из глубины лавки прибежал перепуганный человек в одной ночной рубашке и со свечой в руке.

— Вас грабят, сударь! — закричал ему аббат.

— Воры! Эй, стража! Помогите! — в свою очередь завопил хозяин лавки.

— Замолчишь ты или нет? — прошипел человек с фонарем, вытаскивая пистолет.

Владелец лавки не произнес больше ни звука, а аббат принялся что было силы колотить в дверь, ведущую на улицу, продолжая громко взывать о помощи.