Читаем Дочери огня полностью

Оставшиеся четыре узника, познакомившись и убедившись, что все они — люди чести, по-братски стали держать совет, каким образом им отсюда бежать, и план, предложенный аббатом де Бюкуа, с самого же начала получил единодушное одобрение.

Согласно этому плану надлежало просто подпилить решетки на окне и через образовавшуюся брешь спуститься ночью в ров при помощи веревок из скрепленных между собой тесьмой ивовых прутиков. Аббату удалось сохранить некоторые из тех веревок, которые он плел вместе с бароном фон Пекеном, и он объяснил своим новым товарищам, как сделать по этому образцу другие, а также научил их отливать скобы.

Что до вопроса о том, каким образом подпилить решетку, аббат показал им маленький напильник, который ему в свое время удалось припрятать и которого было вполне достаточно, чтобы произвести нужную подготовку.

Однако прежние неудачные попытки к бегству сделали аббата недоверчивым, и он потребовал, чтобы каждый из участников поклялся самой страшной клятвой, что ни при каких обстоятельствах не выдаст своих сообщников. С помощью сделанного из соломинки пера и разведенной сажи он написал на листе бумаги выдержки из евангелия и велел каждому, положив на этот лист руку, принести торжественную клятву.

Бурные споры возникли у них по поводу того, с какой стороны лучше взбираться на контрэскарп, после того как они окажутся во рву.

Аббат считал, что нужно взобраться на контрэскарп, соседствующий с домами Сент-Антуанского предместья, остальные же полагали, что гораздо надежнее пробраться через наружный крепостной вал в ров, что лежит по ту сторону ворот.

Мнения настолько разделились, что пришлось выбирать председателя… В конце концов согласились на том, что каждый, очутившись во рву, будет действовать по собственному усмотрению.

Пятого мая в два часа пополуночи план был осуществлен.

Необходимо было, чтобы пробой, через который продеваться будет веревка, несколько выступал из окна, дабы веревку эту легче было разматывать. Беглецы еще за несколько дней до этого смастерили некое подобие циферблата солнечных часов и, прикрепив это приспособление к палке, высунули его за окно, дабы часовые привыкли видеть его в этом месте. Кроме того, веревки пришлось вымазать сажей и намотать их на высунутый из окошка пробой. А поскольку его все же могли случайно увидеть снизу, поверх еще накинули одеяло, будто бы для просушки.

Первым спустился аббат де Бюкуа; они заранее условились, что он будет следить за движением караульных и сообщит товарищам, дернув за веревку, следует ли тем спускаться или нужно еще повременить. Однако прошло более двух часов, а он все ждал, притаившись в высокой траве: несмотря на данный им сигнал, никто не спускался.

А задержались эти бедняги, как оказалось впоследствии, потому что одному из них из-за его тучности никак не просунуться было в брешь, проделанную в решетке, и они тщетно старались ее расширить.

Двое из них наконец все же спустились и сообщили аббату де Бюкуа, что Гранвиль решил пожертвовать собой ради других, сказав: «Пусть уж лучше погибнет один».

Более всего аббата беспокоил вопрос о караульных; он предложил расправиться с ними, ибо их хождение взад и вперед мешало ему осуществить свое намерение перебраться через контрэскарп со стороны улицы СентАнтуан. Остальные были с ним не согласны: они предлагали бежать в другую сторону, воспользовавшись высокой травой, которая позволила бы им проскользнуть незаметно.

Аббат, который никогда не отказывался от раз принятого им решения, остался стоять на месте, ожидая, чтобы караульные отошли подальше, после чего быстро вскарабкался на стену, за которой обнаружил еще один ров. Он перебрался и через него и оказался за пределами крепости на улице Сент-Антуан, на железной кровле какого-то строения. Теперь ему оставалось лишь перебраться на крышу соседней пристройки, оказавшейся кладовой торговца мясом.

Прежде чем спуститься, он решил еще раз взглянуть, что стало с его товарищами; но, услыхав ружейный выстрел, понял, что те пытались, очевидно безуспешно, разоружить караульного…

Соскальзывая с крыши, аббат рассадил себе плечо о крюк, служивший для подвешивания мясных туш. Но он не обратил на это никакого внимания и пустился скорей бежать вниз по улице Сент-Антуан, а затем по улице Турнель; пробежав таким же образом всю дорогу, он очутился наконец на другом конце Парижа, у ворот Конферанс, где жил один из его друзей по кофейне Лорана. Несколько дней его прятали. Затем, понимая, что оставаться теперь в Париже было бы большой ошибкой, он под чужим именем через Бургундию добрался до Швейцарии. У нас нет никаких сведений о том, не останавливался ли он там снова, чтобы поговорить с подпольными торговцами солью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Песни Первой французской революции
Песни Первой французской революции

(Из вступительной статьи А. Ольшевского) Подводя итоги, мы имеем право сказать, что певцы революции по мере своих сил выполнили социальный заказ, который выдвинула перед ними эта бурная и красочная эпоха. Они оставили в наследство грядущим поколениям богатейший материал — документы эпохи, — материал, полностью не использованный и до настоящего времени. По песням революции мы теперь можем почти день за днем нащупать биение революционного пульса эпохи, выявить наиболее яркие моменты революционной борьбы, узнать радости и горести, надежды и упования не только отдельных лиц, но и партий и классов. Мы, переживающие величайшую в мире революцию, можем правильнее кого бы то ни было оценить и понять всех этих «санкюлотов на жизнь и смерть», которые изливали свои чувства восторга перед «святой свободой», грозили «кровавым тиранам», шли с песнями в бой против «приспешников королей» или водили хороводы вокруг «древа свободы». Мы не станем смеяться над их красными колпаками, над их чрезмерной любовью к именам римских и греческих героев, над их часто наивным энтузиазмом. Мы понимаем их чувства, мы умеем разобраться в том, какие побуждения заставляли голодных, оборванных и босых санкюлотов сражаться с войсками чуть ли не всей монархической Европы и обращать их в бегство под звуки Марсельезы. То было героическое время, и песни этой эпохи как нельзя лучше характеризуют ее пафос, ее непреклонную веру в победу, ее жертвенный энтузиазм и ее классовые противоречия.

Антология

Поэзия