Дочка, не пиши!

Этот пост обращен скорее к комментаторам, чем к автору. Критика – это завсегда интереснее, чем дифирамбы. Только чтобы критика, а не рефлексия восемнадцатилетних феечек, «ниасиливших» дальше второй страницы. Этим хочется посоветовать – сколько прочитали, столько и комментируйте. Чтоб честно. А то половина метателей несвежих томатов явно дальше аннотации не продвинулись. Кто продвинулся, того видно, кстати. Как правило, по резко измененному в процессе чтения мнению. Туда или сюда – неважно. Потому что вначале, действительно, кажется, что автор смакует свои детские обиды и «поливает мать грязью». Очень уж мы любим лепить с полпинка удобные штампы на все, что «блазнится». Не привыкли мы нести ответственность за свои слова. Где там грязь? Основной упор автора не на то, какая мама плохая, а на то, как мамины взбрыки (которыми, кстати, потчевали, может, и в меньших количествах, но все равно, остальных членов семьи тоже), как эти взбрыки, которые для матери всего лишь минутный сброс плохого настроения или попытка «воспитания», – способны по-настоящему исковеркать ранимого, закомплексованного ребенка и морально, и физически.

Автор описывает свои переживания, свои реакции. Она же не пишет – «мама получала садистское удовольствие от своих зверских выходок». Наоборот, автор подчеркивает, что то, что для матери считалось нормальным поведением, довело даже обожаемого сына до алкоголизма, а нелюбимой дочке поломало всю гормональную систему. Думаете, автор из пальца высосала свои болячки? Гормоны устаканиваются в период полового созревания. Достаточно одной психической травмы, даже просто напряженного периода (травля в школе, эмиграция, любовные «трагедии»), чтобы сломать человеку обмен веществ на всю жизнь. А если гормоны были не в порядке еще и до этого… Ведь «настроение» – это не только елочные игрушки. Это серотонин, допамин, адреналин и прочая, прочая, прочая. Вполне себе химическая химия. То, что раньше это не лечили, еще не значит, что это не болезнь. Шизофреников вон вообще на костре сжигали, а сейчас дают пить таблетки, и те становятся люди как люди. Так что никакой грязи нет, а есть крик боли, который даже в моменты полной, казалось бы, безмятежности и благополучия не затихает у автора в душе.

Я сама знаю, каково это – быть рядом с любимым, сдувающим с тебя пылинки, и рассчитывать, как удобнее всего порезать вены – вдоль или поперек, когда целуешь его на прощание и лезешь в Интернет за анатомическими изображениями крупных кровеносных сосудов, ну, чтоб знать, где резать. И мама тут в принципе ни при чем, мамы на горизонте нет вообще, а вот, поди ж ты, не радуют игрушки, не радуют.

Ведь давайте глянем правде в глаза. Те, кто верещит «какая мерзость» после того, как дочитал хотя бы три четверти текста, банально кривит душой. Он срезонировал, и возмутился – как это так! Вон сколько нас ходят, живут с этой болью, но мы же не вякаем, мы же молчим в тряпочку (и отрываемся на мужьях и женах, и пьем водку или таблеточки, и уродуем собственных детей), но мы-то ведем себя по понятиям: «Мама – это святое!», «Всем нужно говорить только о том, как ее сильно любишь, иначе перестанешь быть порядочным человеком».

А укоры насчет «грязного белья» – это вообще умора. Попробуйте представить себе, что Катерина пишет о выдуманной женщине по имени Маша, и мать ее не Галина Щербакова, а какая-нибудь Нюра Никифорова. И текст – не личный дневник, а художественное произведение. И что – где грязное белье? Все будут с увлечением читать очередную бытовую драму и в ус не дуть. То есть получается – перекидывать своих тараканов на вымышленных героев можно, и жаловаться на мать не грех, если изменить ей имя? Все дело в анонимности, что ли? Ну подумайте, если б автор написала о какой-то чужой женщине, а не о себе, она бы не получила и десятой части всех ругательных комментариев, которые понеслись в нее именно за «деанонимизацию» персонажей.

А что Щербаковой имя всуе помянули – ну так ее всуе поминают уже четверть века. И хорошо, и плохо. Просто на этот раз «изнутри» получилось. И вся разница.

На этом я хочу закончить первую часть. Когда шла эта переписка на моем форуме, я не знала, что самое драматичное, интересное и захватывающее еще впереди… Мне опять показалось, что уж теперь-то наступает конец истории. Я полагала, что моя книга до родных уже дошла, они скривили губы, обсудили между собой, какая я сволочь, и, еще раз утвердившись в этом мнении, успокоились, ни у кого из них ничего в душе не дрогнуло, сомнений в собственной правоте не возникло. Другие люди, кто хотел прочитать «Маму», уже ее прочитали, ничего неожиданного произойти уже не должно было…

Часть вторая

Вдруг из интернета вылезает это