Дочки-матери

К вечеру я надела новую блузку. И наша неулыбчивая Монаха была довольна тем, как она на мне сидит, и своей вышивкой. Вышивка, действительно, была удивительно красивая, поразительно симметричная, очень нежных тонов. И оказалось, что мне идет голубой цвет. Только меня немного смущала ее прозрачность. Ребята собирались рано, и уже с восьми вечера в двух отданных нам комнатах — моей и столовой — было столпотворение, и все требовали скорее садиться за стол. В этом шуме терялся голос Елки. Она уверяла, что в Новый год праздник до одиннадцати начинать нельзя. Но он давно шел. Крутилась пластинка на Лидином патефоне, кто-то танцевал. А в моей комнате часть гостей играла во флирт. Я впервые видела эту игру и собиралась тоже взять в руки карточки. Но кто-то из девочек позвал меня, чтобы я дала какую-нибудь большую тарелку. Я пошла в кухню. Потом я заглянула в комнату Егорки. Мама лежала на его кроватке в красном, нарядном, только что сшитом платье. Оно ей удивительно не шло. Папа в костюме и при галстуке и оттого какой-то официальный сидел рядом, гладил ее по плечу и уговаривал ехать куда-то в гости. Кажется, ехать надо было к Анастасу и Ашхен. А мама, чуть не плача, просила его ехать одного. «Я не могу, не могу, — повторяла она жалобно. — Лучше я побуду с детьми. И нельзя же их оставлять одних». — «Да можно, можно. И они уже не дети. От двух бутылок «напареули» и бутылки шампанского с ними ничего не случится. И ахчик нашу одну оставлять можно. Я, Руфа-джан, понимаю в этом лучше тебя. И она же не одна, а со своим Ромео. Верно, Джульетта?» Он повернул лицо ко мне. Ужас. Я уже читала «Отелло», до того, как была несколько дней назад в Малом театре и смотрела Остужева в главной роли. Но больше ничего Шекспира не читала. Однако я утвердительно кивнула. Опять соврала!

А Севки, Мики и Игоря почему-то все не было. Я уже волновалась, не случилось ли с ними что-нибудь. И хотела звонить. И не хотела. Потому что злилась на них, что они не идут. Портят праздник.

Папа все же уговорил маму. Перед уходом они зашли в столовую, и мама пожелала всем нам счастья. Ребята ужасно громко стали в ответ кричать: «С Новым годом!» В передней мама поцеловала меня. Я огорчилась, что она такая бледная, худенькая, с красными припухшими глазами. И даже как будто некрасивая. Они уехали. А Севка все не шел. Я позвонила, и Маша сказала, что он пошел ко мне уже часа три назад. Где он? Я не находила себе места. Они — Севка, Мика и Игорь — пришли, когда было без нескольких минут двенадцать и кто-то раскупоривал шампанское. Все кричали, чокались с соседями и через стол. Я хотела чокнуться с Севкой, но он смотрел в другую сторону. Я выпила два или три глотка шампанского. Щипет. Вкусно. А когда я поднялась со стула, у меня закружилась голова. Но кружение быстро прошло. За столом все бросались мандариновыми корками, птичками из фантиков, корками хлеба. Они попадали в тарелку с винегретом и в селедку. И то, и другое было с луком, от запаха которого меня подташнивало, Севка сидел далеко и на меня не смотрел. Мика тоже. А Игорь сидел в углу столовой и смотрел в окно. Потом стол задвинули к стенке. Я думала, чтобы танцевать. Но патефон утащили в мою комнату и кто-то танцевал там в темноте. Кто-то ушел в мамину комнату, и когда я туда заглянула, то увидела, что на диване в эркере и на маминой кровати сидят, обнявшись, две парочки. А в столовой стали играть в бутылочку. Севка играл азартней всех. И чаще всех уходил целоваться в переднюю. И чаще всех с Елкой.

Я ушла в комнату Егорки. Стояла там, прижавшись лбом к стеклу. Пошла в кухню. Стала мыть холодной водой из-под крана противные селедочные тарелки. Пришел Игорь. Я спросила его, где они были. Он сказал, что больше никогда никуда не пойдет с Микой. Что они были у каких-то взрослых девушек. Одну зовут Тамара. Имя другой я забыла. Что Мика хотел то же, что раньше папа Игоря, Миша Российский, когда оставил его и Севу с теми «профессиональными» девицами. Что Игорь собирался сразу, как понял, уйти, но Мика заперся с одной из девушек в другой комнате. А Сева не соглашался без него уходить. И вообще не хотел уходить. Игорь его почти силой заставил. Во время этого рассказа Игорь чуть не плакал. Я тоже.

Потом в кухне появились девчонки и стали таскать тарелки и еду. Ее осталось неимоверно много. Оказалось, мама была права. Ели основном пирожки нашей Монахи и сладкое. И папа тоже был прав. Мандарины и яблоки съели до последнего. Ребята хотели идти гулять, потом раздумали, и парочки стали заполнять не только мамину, но Егоркину и мою комнаты. Потом все сразу стали уходить. Мика, кривляясь, накинул пальто на голову и стал целовать мне руку. Было неприятно. Севка потоптался в прихожей и ушел со всеми. Праздник кончился. Да, собственно, его и не было.