— Можно укусить? — с вожделением глядя на торчащий из кулька румяный край рожка, прошептала Люся.
— Да мы уж пришли, Людмила. Вот сейчас на лифте поднимемся — и дома. А там хоть всё съешь. Руки-то у тебя грязные, разве хорошо ими брать?
Племянница покорно кивнула, но по её вздоху Наташа поняла, что охватили Люську сомнения. Может, Галя выдаёт ребёнку куски по счёту?
— Смотри, руками-то хваталась везде, — торопливо забормотала она. — А вымоешь, так и ешь на здоровье. Я рогалик маслом намажу или вареньем. Ты с чем будешь?
— С маслом! — радостно закивала Люся. — И с вареньем тоже, — добавила она, удостоверившись, что тётя не соврала и вожделенный рогалик ей всё-таки точно достанется.
— Ой, Таша! Это ж что ж у тебя в ванной сикать ходют?! — воскликнула племянница, оглядывая санузел.
— С чего это? — оторопела Наталья.
— Так толчок рядышком, — пояснила Люся. — Толчки в одной комнатке бывают, а мыться в другой. А у тебя неправильно.
— Уж как есть. Давай руки мыть.
Но девочка глазела по сторонам, то и дело отвлекаясь и пытаясь всё потрогать мыльными пальцами.
— Ой богатства, богатства! А бутылочка какая красивенькая! Ай, коробочка золотенькая, покажи, чего там?
— Нашла золото, — бросила Наталья. — Крем это для лица. Лицо мазать.
— Крэмом лицо мазать?! Его же в торт ложут!
— Вот дурочка! — вырвалось у Натальи. — Это другой совсем, его есть нельзя. И надо говорить крем, а не крэм, и не ложат, а кладут.
Люся застыла в нерешительности — слишком много информации — и она никак не хотела в её бедной головёнке укладываться. Что же это за диковинный крэм, который вовсе ещё и крем, и есть его нельзя? И какая разница, ложат или кладут, раз всё равно этот крем оказался в банке?
Кухня произвела на неё не меньшее впечатление. По-стариковски поджав губы, она, старательно копируя взрослые интонации, протянула:
— Ой, ма-а-а-хонькая какая! Это ж тута зад об зад натолкаешься!
— Да что ты вечно причитаешь как бабка? С кем мне здесь толкаться-то?
— Эта твоя плита? — не ответив, задала новый вопрос племянница.
— Ясно, моя, а то чья же?
— А соседи где варят?
— У себя в квартире, — хмыкнула Наталья. — Я одна живу. Всё здесь моё.
— Всё-при-всё? Ой, какая же ты богаченька, Таша! Как снежная королевна!
— Ой, Людмила, здорова ты языком молоть, аж в ушах звенит. Садись лучше за стол. Тебе чай в блюдечко, а то горячий?
— Ага.
Наташа присела рядом, щедро намазывая рогалик маслом.
— Толсто ложишь, — неодобрительно заметила племянница.
— Масло не любишь?
— Не-а, масло люблю, только ты вон сколь наложила, так и кончится в один раз.
— Кончится, ещё куплю, — нахмурилась Наталья. Ну Галька, кликуша нищебродская! А ещё причитала: «мне, мол, главное, чтобы у дитя покушать было, я ж мать». Да не мать ты, а… Она задумалась. Даже пришедшие на ум матерные выражения совершенно не отражали Галиной сути. Все характерные эти словечки подразумевали девицу хоть и не порядочную, но энергичную и живую и даже вполне себе активную. А для Люсиной мамаши и ругательства подходящего не было.
— Людмила, ты что торопишься, ешь спокойно, никто не отнимет. И ногами не болтай, некрасиво это, нехорошо.
— Я жнаю, — с полным ртом ответила девочка. — Тётя Клава сказала, кто ногами стучит за столом, у того мамка умрёт. Я стучала, и в саду Нинка стучала и Витька, и Серёжка, а мамки не умерли, это обманушка.
— Вот дураки! — не сдержалась Наталья. — Дураки и есть! Разве можно так? Мама это ж…
— Дураков в больнице лечут, умных палочкой калечут! — обиженно выкрикнула Люська.
Наталья осеклась, замолчала. Да что же это? Спорит с сопливкой — хороша же из неё воспитательница. Господи, ну почему с этой девчонкой так сложно? Андрюша таким шебутным не был. Стоило прикрикнуть — и как шёлковый. Разве такая у него должна быть дочка? Ой, поторопились вы, Наталья Валентиновна, с родственными чувствами, поторопились. Если в рыбьих Галиных глазах ясно читалась опаска, то девчонка, по всему, тётю совершенно не боится. А какое воспитание без страха? И она вновь пожалела, что поддалась на авантюру и привезла племянницу к себе. И шлепка не дашь, и по затылку не хлопнешь. Чего ж тащила ребёнка через полгорода — по заднице нахлобучить? Глупость какая!
— Ну, наелась, Люд? — как можно спокойней спросила она.
— По горлышко! — ответила довольная племянница, зачерпнув напоследок варенье из вазочки пальцем. Наташа криво улыбнулась, из всех сил стараясь держать себя в руках.
— Вот и ладно. Давай-ка телевизор посмотри, а я постель приготовлю.