Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Если говорить о том, что Филлипс защищает, а не чему противостоит, то он, видимо, хочет, чтобы философы обратили внимание на практики религиозных лиц и сообществ. В отличие от ряда философов, полагающих, что эти сообщества буквально принимают такие утверждения, как «Бог существует», Филлипс считает подобную трактовку заблуждением, поскольку религиозные «верующие» не думают, что существование Бога сродни эмпирически обнаруживаемым реалиям, вроде гор и рек. Вот ответ Филипса на обвинение, выдвинутое против верующих на том основании, что они полагают, будто бы Бог существовал до человечества:

В религии о Боге говорят с точки зрения времени, предшествовавшего существованию человека. Это не значит, что Бог существовал до людей в том смысле, в каком существовали горы, радуги или реки. Все это – эмпирические явления, и мои убеждения, касающиеся их предшествующего существования, позволяют мне спрашивать о том, на что они были похожи, как долго они существовали, перестали ли некоторые из этих эмпирических явлений существовать и так далее. Все это не имеет смысла, если речь идет о божественной реальности[893]

.

Несмотря на глубину разрыва с современной философией, восходящей к Дэвиду Юму, здесь есть очень отдаленное сходство с Кантом. Согласно Дж. Ч. Э. Гаскину, одному из лучших современных защитников и комментаторов Юма, последний рассматривал религию «как публичное, доступное проверке явление. Ее верования можно изучать, а практики – наблюдать. Нет ни единого намека на то, что он когда-либо считал религию образом жизни, метафизикой бытия, ценной вещью, полная приверженность которой была бы возможна»[894]. Филлипс придерживается совершенно противоположного мнения. Но в некотором смысле здесь есть слабое родство с Кантом в той мере, в которой тот отвергает традиционную метафизику и стремится подчеркнуть первичность практики, в частности, моральной

практики. Некоторые философы видят в Филлипсе атеиста, другие – верующего теиста. В своей недавно вышедшей статье Рэнди Рамал утверждает, что «как философа Филлипса нельзя считать ни атеистом, ни теистом; то, во что он верит в своей личной жизни – вовсе не тоже самое, о чем он говорит в своей философии, и трактовка его работ, как будто бы они предполагают атеизм или веру, вызвала бы путаницу»[895]. Я подозреваю, что Рамал прав. Если так, то какова сфера деятельности философии религии? Ее можно назвать апофатической

(или via negativa), описывающей то, что нельзя сказать о божественном. Филлипс скептически относится к конструктивным теистическим проектам, которые рассматриваются в девятой главе. Но с катафатической (via positiva)

точки зрения, Филлипс одобряет философию религии, которая твердо сосредоточена на самой религии:

Чтобы понять, что означает реальность Бога, мы должны принять к сведению процесс образования понятия божественного, в котором оно уходит своими корнями в практики восхваления и поклонения. Именно поэтому в «Понятии молитвы» я выступал против философской традиции, предполагающей, что, прежде чем рассматривать грамматику поклонения, нужно определить, существует ли Бог. От «Понятия молитвы» до «Религии без объяснений» я отрицал, что философия может определить, есть ли Бог. С другой стороны, я также подчеркивал, что бессмысленно считать, будто бы мы можем понять, что означает реальность Бога в отрыве от контекста восхваления и поклонения[896].

Этот подход признает роль религиозной практики, чем сильно отличается от позитивистского пренебрежения религиозной жизнью[897].