Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Подобно Сократу, Мур был склонен считать, что его аналитические операции закончатся, если вообще закончатся, своего рода анализом или определениями составных понятий. Но, как и Сократ, он очень редко проводил такой анализ. Также и мы не научились у него набору подобных анализов. Он учил нас пытаться оценивать и тому, как надо оценивать силу выражений, от которых зависят философские вопросы. Не столь важно, что вместе со многими своими критиками и защитниками он не в полной мере понимал, что до оценки этих сил определения бесполезны, а после оценки в них уже нет смысла, за исключением сомнительной мнемонической пользы. В своей «Автобиографии» Мур радостно и без зависти провозглашает резкую переориентацию философских исследований и методов, проводимую Витгенштейном. Он понимал, без всяких обид, что этот прилив интереса был отливом от устья, из которого он так упорно черпал. Он не упоминает, и, вероятно, никогда бы сам не упомянул о том, насколько паруса Витгенштейна нуждались в судне и балласте, которые Мур обеспечил[887]

.

Кроме того, Мур работал в сфере философского анализа, которая казалась Витгенштейну запутанной.

У меня есть некоторые сомнения, стоит ли говорить еще об одном аспекте обаяния Витгенштейна, хотя я не первый, кто делает это. Очевидно, что Витгенштейн оказывал глубокое, харизматическое, личное влияние на многих из тех, кто был с ним знаком. И хотя его философия того времени была в целом не столь впечатляющей, как человек Витгенштейн зачаровывал. В своих воспоминаниях Малкольм предоставляет тому доказательства. Рассмотрим это более подробное описание Витгенштейна на заседании Венского кружка, с которого данная глава началась. Карнап пишет: