Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Под внешним разнообразием культур можно найти универсальное стремление к счастью и удовлетворению при условии, что естественные человеческие способности еще не извращены ошибкой и искусственным желанием. Мы должны направить свой взгляд на примитивного человека, говорил Бенджамин Вичкот, если хотим найти человеческое нравственное чувство в его неповрежденном состоянии. Естественный закон, говорил Натаниэл Калвервел, по-настоящему признается и исполняется только людьми, избежавшими порочности цивилизации. Если традиционалисты возражают, что дикари не упоминаются в Евангелии, то ответом может быть то, что язычник может нести внутри себя истинный дух Христа, и даже быть лучшим христианином, чем лицемеры, знающие и исповедующие все положения веры[330].

Более ранняя колониальная теология делала акцент на Боге как провиденциально направляющем историю. В лучшем случае (в знаменитой проповеди Джона Уинтропа «Образ христианского милосердия», 1630) существовала этика «братской любви»[331].

В предыдущей части этой главы я останавливался на англоамериканском идеализме. Однако материализм или понимание космоса, похожее на материализм, также присутствовало. Философия Бога и философия природы были тесно переплетены.

В «Принципах действия в материи» Кадволладер Колден (16881776) указал путь к более позитивной концепции материи, чем это было у Локка и Ньютона (и определенно более позитивной, чем у Декарта и Мальбранша). Работая внутри ньютоновской парадигмы и симпатизируя Гоббсу, Колден развил достаточно убедительную концепцию материи, что она могла, в теории, объяснить гораздо больше, чем это предполагали Ньютон и Локк. Колден истолковывал материю в позитивном, динамическом смысле; у него материя не была тем, что определялось только в терминах геометрии и теории сопротивления, но как причинно активный источник, который мог представить широкие возможности для описания и объяснения мира. Хотя Колден не дошел до радикального материализма, он достаточно далеко продвинулся в данном направлении. Он допускал случайность существующего космоса, он был менее уверен в том, было ли время, когда не было физического мира.

Другие элементы материализма появились на американской сцене благодаря Джозефу Пристли (1733–1804). Весьма почитаемый Томасом Джефферсоном (1743–1826), Пристли приобрел свою научную и интеллектуальную репутацию открытием кислорода и стремился найти убежище в Америке с целью избежать преследования за свои резко радикальные антирелигиозные высказывания. Пристли отождествлял душу с телом и отрицал существование жизни после смерти. Томас Купер, зять Пристли, продолжил разработку материализма в своем «Взгляде на метафизические и философские аргументы в пользу материализма». Также он отрицал обоснованность веры в посмертное существование на том основании, что душа и тело тождественны.

Бенджамин Раш (1746–1813) стремился найти материалистическое объяснение человеческого характера и выбора нравственных решений. В своей книге «Влияние физических причин на нравственную способность» Раш защищает физическое объяснение сознания и значение опытного исследования глубинных причин нашего нравственного поведения. Джозеф Бачанан (1785–1829) также стремится развивать научное, материалистическое понимание человеческого мышления и действия в своей «Философии человеческой природы» – научно-физическом обосновании человеческого мышления и действия. Подобно Пристли, Куперу и другим, склонным к материалистическому пониманию человеческой природы, он отрицал индивидуальное бессмертие.

Сочинение «Христианский философ» Коттона Мэзера (1681–1724) не является примером материалистического понимания, но оно демонстрирует смешение теологии и физической науки в ранней Америке (или, точнее в случае Мэзера, восторженное прославление природного мира). Вот одна из моих любимых его фраз: «Даже самые ядовитые и самые отвратительные овощи – как они полезны!»[332]