– Благодарю, – улыбнулся Петров, – но меня ждет Приблудный. Я обещал вернуться ровно через минуту. Если задержусь, он меня потеряет и страшно обидится.
В глазах крестьянского поэта мелькнула тень разочарования:
– А я думал, мы с вами одни! – произнес он, пожалуй, с обидой. – Ванюша сказал, что уйдет на весь день. У него были какие-то поручения от «учителя».
Петрову немедленно вспомнилось клюевское «красивый, как дамасский клинок» и десятичасовые страдания Ваньки из-за того, что его поцеловал мужик.
– Нет, Ваня тут, в сарае, – заявил Евгений Петрович. – Пойдемте, позовем его, а то обидится.
Клюев ненадолго задумался – Петров даже удивился мрачности, спустившейся на высокое чело – а затем туча ушла, и Николай Алексеевич просиял:
– Конечно! Обязательно позовем!
Ванюша, конечно, от перспективы пить чай вместе с Клюевым в восторг не пришел. Пока они грели самовар и пили чай с оставленными для них Ширяевцем баранками, Ваня бросал на Петрова недовольные взгляды и всячески намекал, что рассказывать Клюеву про то, что объект его воздыханий еще никуда не ушел и сидит в сарае, совершенно не по-товарищески. Взаимосвязи со своими дурацкими шутками насчет Ильфа он не улавливал.
Впрочем, это не мешало Приблудному вести оживленную беседу о современной поэзии,весело препираясь с тем же Клюевым за чаем с баранками. Но потом общество крестьянского поэта все же начало его обременять, потому, что он принялся дергать Петрова за локоть и напоминать, что они собирались в город. Вот прямо сейчас!
– Пять минут, Ваня, я схожу за деньгами, – решил Петров.
Он вернулся в сарай, снова вспомнил про утренний парад Ванькиного остроумия и вздохнул. Задумался на секунду, а не спрятал ли Приблудный телеграмму от Ильфа, чтобы та не испортила его идиотский розыгрыш, но шарить в вещах товарища было стыдно. Все же Петров бросил взгляд на ту часть настила, где спал Приблудный – и заметил в щели между досками шарик скомканной бумаги.
Издалека бумага походила на телеграфную, и Женя полез доставать. Он с ужасом думал, что вещь, которую он так берег, могли порвать и засунуть в настил как мусор, но обошлось. Это оказался обрывок какой-то другой телеграммы:
«ДА НАСТАИВАЮ ТЧК ОБЯЗАТЕЛЬНО ТЧК УМЕР ДВАЖДЫ ТЧК ОЧЕНЬ НУЖНО»
Скрипнула дверь, Петров сунул обрывок в карман и обернулся. В сарай зашли Клюев с Приблудным. В черной бороде Николая Алексеевича пряталась торжествующая улыбка, а Ванька смотрел как невеста с картины Пукирева «Неравный брак».
Но при виде Петрова он оживился:
– Чего вы застряли? Идемте, вам нужно проветрится. Ваши странные утренние идеи насчет соавтора не дают мне покоя…
В общем, Ванька снова принялся за свое. С его слов выходило, что Ильф умер, Петров жив, Приблудный чудесно спасся во время расстрела, Михаил Файнзильберг никуда не терялся, а встреча со старым другом привиделась Петрову на фоне контузии.
И, главное, Клюев все это радостно подтверждал!
Глядя на это, Петров даже забеспокоился, не влез ли Приблудный в неподобающие долги, и не придется ли ему рассчитываться за помощь натурой.
– Товарищи, – покачал головой Петров, когда товарищи закончили свою сомнительную проповедь. – Вы ведете себя как идиоты!
Глава 11
Встреча с ташкентскими друзьями Приблудного принесла Петрову одни моральные убытки. Ванька продолжал оригинально шутить насчет смерти Ильфа, и его новый друг, который оказался врачом, эти дурацкие шутки поддерживал. Выдвигая сомнительные теории, что Женя, наверно, рехнулся после контузии и нуждается в медицинской помощи.
Что там было? Чай и длинный разговор, и взгляды, полные непонятного безмолвного сочувствия, и рассказы о войне, и неприятное ощущение тяжелого сна – Петров с трудом выдержал этот час. Ему очень хотелось рассказать товарищам, что он про них думает.
Дома, то есть в сарае, стало хуже. У Петрова болела голова. Приблудный то смотрел на часы, то копался в вещах, а Евгений Петрович лег на настил и взял книгу, но буквы путались перед глазами.
Потом Ваньке приспичило поговорить. Он снова заглянул в записную книжку и с несвойственным ему напором произнес:
– Ну, теперь-то вы поняли, Женя? Вы поняли, что ваш друг, Ильф, умер?
– Ни черта я не понял, – вздохнул Петров. – Подожду вечера. Ильф или придет, или нет.
Он был уверен, что вопрос на этом закрыт, но Ванька почему-то не успокаивался:
– Слушайте, ну если вы так скучаете по покойному другу, что он вам даже мерещится, так какого черта вы мучаетесь? Как вы там говорили? «Ночь, когда умер Ильф, была тихой и звездной»? Вот веревка, – Ваня драматическим жестом бросил на стол моток сероватой бельевой веревки, – во-он та балка вас выдержит.
Это был перебор. Самый настоящий.
– Ваня, что за идиотские шутки? – сердито сказал Петров. – Вот это вообще переходит все границы! Вы еще петлю сделайте!
– Какие шутки, это вы хотите увидеть покойника, а не я, – Приблудный покачал головой и действительно сделал петлю. – Нет, я больше так не могу! Пойду пройдусь, – с этими словами он выскочил из сарая.