Дохлый таксидермист

После чего собрался, схватил Приблудного за плечо и серьезно пообещал ему проконтролировать покупку Ильфу новых носков. Вот прямо после работы, там как раз будет немного свободного времени перед встречей с Учителем, они же договорились на семь. А потом и собственноручно надеть их на соавтора, если тот начнет упираться.

— И вы туда же! — обиделся Ванька уже на него. — Я, может, из лучших побуждений!.. Давайте, счастливо оставаться, я зайду в шесть.

После чего хлопнул дверью и был таков.

Какое-то время Ильф и Петров нежно смотрели на эту дверь, потом повернулись к друг другу в единодушном желании обсудить поведение Приблудного. Только акустика в коридоре была хорошая, а Ванькиных шагов оттуда почему-то не доносилось, и они решили не рисковать.

— Нам же на семь назначено, да? — вполголоса сказал Ильф, подозрительно щурясь на дверь. — Немного осталось, Женя. Давайте держать себя в руках.

— В носках, — добавил Петров. — Ладно, Ильюша, вернемся к елкам.

Он подошел к своему столу, приготовившись нырнуть в восемнадцатистраничный отчет ГОЭЛРО:

— На чем мы остановились? Кажется, они выполнили и перевыполнили какие-то показатели.

— Женя, постойте. Прежде чем мы снова нырнем в это болото, ответьте на один вопрос: откуда у вас такие некрофильские ассоциации? Ну, насчет «нарядиться на похороны»?

— Ничего подобного, Иля, это вы вчера невнимательно слушали директивы Ваньки Приблудного. Ну, помните, когда мы ходили по ГУМу, как по музею, и слушали этот бесконечный список наставлений. Так вот, ближе к концу Ваня сказал: «Перед встречей с Учителем вам нужно обмыться».

— Обмыться? Какая прелесть. Почему я это не слышал?

— Вы изволили облизываться на новый фотоаппарат, — с улыбкой сказал Петров.

Ильф прикрыл глаза, погружаясь в буржуйские мечты о восхитительном фотоаппарате.

— Красивый, правда? Мне кажется, дорогостоящие игрушки отодвигают мир от социализма. А я все же рассчитываю увидеть коммунистическое будущее хотя бы после смерти.

Тема с носками Приблудного и ассоциациями Петрова отошла на второй план: они принялись обсуждать дорогие покупки. И деньги, которых после Ташкента катастрофически не хватало.

— Можно попробовать пару сценариев на продажу, — осторожно сказал Петров. — Сделаем романтическую комедию. Помните, раньше мы брались за все подряд, так и сейчас не время харчами перебирать.

Ильф задумчиво взъерошил волосы:

— Вообще-то я рассчитывал, что вы начнете отговаривать меня от опрометчивых трат. Ну, знаете, как мой брат: «Иля, почему ты вечно мечтаешь о какой-то ерунде?».

— Ну, кто бы говорил, а не этот!.. извините, — спохватился Петров. — Я вовсе не собирался называть вашего брата некомпентным идиотом. Я его очень люблю.

— Осторожнее, Женя, сегодня иммунитет только у Приблудного, — чуть усмехнулся Ильф. — Итак, сценарий. Комедии. Желательно романтической.

— В самом деле, я не вижу других вариантов. Ну, я же не предлагаю писать бульварный роман про похождения Пинкертона, вы же в жизни на такое не согласитесь. Ну, давайте, парочка логических аргументов про то, что такое сейчас не смотрят. У меня есть пара идей, но они вам, конечно, не понравятся. На худой конец можно взять эпопею с Ташкентом и заменить вас на Мишину возлюбленную. Ну, скажите, скажите что-нибудь! Возражайте. Я жду ваших возражений.

— Так, Женя, я знаю, о чем вы думаете, — фыркнул Ильф. — Имейте в виду, я против превращения меня в восторженную девицу. И вообще, никакого Ташкента, забудьте! По этой теме ограничимся фельетоном. Я бы сделал девицу из Миши, но не хочу потом объяснять своей дорогой Марусе, откуда в автобиографическом сценарии взялась подозрительная возлюбленная.

— Ну и пожалуйста, — улыбнулся Евгений Петрович. — Не хотите, как хотите.

Аргумент про жену был достаточно веским, чтобы начать придумывать что-то другое. Но Ильф, зараза, опустил глаза и принялся оправдываться:

— Ну, нет, Женя, что вы сразу, я не говорил, что не желаю работать, — на Петрова он при этом даже не смотрел. — Только давайте не про Ташкент. Кстати, мы так и не отдали наш фельетон Кольцову, надо бы не забыть… а насчет сценария стоит подумать.

«Стоит подумать»!

Петрову это не нравилось. Он слишком хорошо изучил Ильфа, чтобы не понимать по его интонации, куда это все, черт возьми, катится.

— Мы уже месяц думаем, Иля, — напомнил Евгений Петрович уже без улыбки. — Давайте хотя бы про елки закончим, а то Кольцов нас сожрет.

Он вдруг вспомнил, что после «Ташкентского упыря» они с Ильфом так и не сочинили ничего нового, кроме парочки мелких фельетонов и статей для газеты. Не могли найти общих тем: Иле было сложно писать про войну, потому, что Отечественную он не видел, только гражданскую, а Петров все еще имел весьма смутное представление о мирной жизни после смерти. А ведь они привыкли писать о том, что хорошо знали…

«Привыкли».

Пять лет назад.