Доктор Чёрный

— Так думает большинство европейцев, не бывших в Индии, — грустно улыбнулся доктор. — Действительно, «просвещённые мореплаватели» — англичане разбили болотистые джунгли и чащу по склонам гор на правильные лесничества с лесничими во главе… на карте… Трамваи звонят на улицах городов, но достаточно выйти из вагона на линии железной дороги, например за Натуром, и отойти к югу на сотню-другую вёрст среди извилистых притоков Годевери, углубиться в страну на севере от Серингапатама или к востоку от Удайпура к горам Виндия, чтобы очутиться среди обстановки, о которой романы дают самое смутное представление. Английская полиция безукоризненна и бдительна, но в джунглях, где индусу знакомы неприметные для глаза тропинки и где прячутся племена, умеющие ловить руками змей, от укушения которых умирают люди в несколько секунд, там полиция бессильна.

— Быть может, вы правы, — выронил Дорн, — но признаюсь откровенно, будь я на вашем месте, я бы не выдержал. Первая пуля почтенному «святому», остальные в толпу. А если бы не хватило, чёрт с ними, оставил бы два последних патрона себе и ребёнку.

— Вы забываете, что я был безоружен, — возразил доктор, с улыбкой наблюдая волнение студента.

— И… на ваших глазах… — горько возразил Дорн, слушавший доктора с недоверчивой усмешкой, — на ваших глазах несчастного, беззащитного ребёнка…

— Этот ребёнок… — спокойно перебил доктор, поднимаясь с кресла и с наслаждением потягиваясь, — этот ребёнок гремит сейчас в столовой посудой и готовится звать нас к ужину… Идёмте?

Растерявшийся Дорн молча последовал за ним.

В столовой ужин был сервирован теми же блюдами, которыми Джемма, в качестве лакея, угощала Беляева. Только цветную капусту заменяли артишоки да в белоснежной пене взбитых сливок выглядывали ломтики яблок и груш.

— Послушайте, доктор! — сказал Дорн, всё ещё находившийся под впечатлением рассказа, выслушанного на веранде. — Мне всё-таки кажется, что вы шутили со мной… Каким же образом вам удалось спасти ребёнка?

— Нет, я не шутил… Но об этом как-нибудь в другой раз… Джемме будут тяжелы эти воспоминания… Я рассказал ему твою историю, мышка! — повернулся он к девушке.

— Вы склонили на свою сторону гуру? — не унимался студент.

— Нет! — нехотя возразил доктор. — Я не встречал ещё человека, который заставил бы гуру этой секты отказаться от своих слов.

— Но вы же говорили, что гуру подчинял себе взглядом толпу… даже тигра!

— А вы думаете, со мной справиться легче, чем с тигром? — загадочно усмехнулся доктор. — Вы помните наш опыт у Бутягиных? — прибавил он и, желая, очевидно, переменить разговор, взялся за лежавшие у его прибора газеты с вечерней почты.

— Позвольте мне предложить вам последний вопрос, — сказал Дорн настойчиво после минуты молчания.

Доктор оторвался от газеты.

— Ну?

— Вы сами… Кто вы такой?

Доктор рассмеялся.

— Вопрос ребром… Кто я такой?.. Приват-доцент университета.

— Я спрашиваю не из пустого любопытства, а вы… отвечаете шуткой, — обиженно сказал Дорн.

Доктор посмотрел на него серьёзно и сказал:

— Вас, должно быть, интересует, русский ли я? Даю вам честное слово, я русский, коренной русский… И происхождением и воспитанием.

— Это не то… — возразил студент. — Мне надобно знать, кто вы, — снова с ударением повторил он.

Доктор остановил на нём странный взгляд.

— Кто я? — сказал он, и лицо его приняло сосредоточенно грустное выражение.

Дорн с удивлением увидал его усталые, разом потускневшие глаза, глубокую складку около рта и серебристые нити в тёмных курчавых волосах. «Сколько может быть лет этому человеку?» — промелькнул у студента вопрос.

— Я… человек! — медленно, серьёзно ответил доктор, продолжая смотреть остановившимся взглядом куда-то поверх головы Дорна. — Да. Человек! — повторил он. — Слабый человек… Человек, знающий бесконечно мало в сравнении с тем, что хочет и… должен знать… Большего я вам не могу объяснить.

Дорн разочарованно поник головой.

— Вы — увлекающаяся натура! — сказал доктор, снова отрываясь от газеты. — Вас целиком захватывает одна мысль. Нам с Джеммой, несмотря на её возраст, пришлось испытать в жизни побольше вашего, но это не мешает ей во многом ещё оставаться ребёнком, а мне… — он пошуршал листом «Таймса», — мне интересоваться, например, тем, что в Англии кончилась забастовка углекопов, что итальянцы открыли пальбу по Дарданеллам, что вышедший из Роттердама к Зондскому архипелагу третьего дня пароход…

Доктор внезапно умолк и, смертельно побледнев, впился глазами в столбец, перечислявший чьи-то имена… Он нервным движением дрожавших рук свернул газету, положил её в карман и, вставши из-за стола, вытер платком покрывшийся испариной лоб.