Доктор Чёрный

Раскинутый живописным амфитеатром на левом берегу священной реки, там, где Ганг отвоевал у суши просторную бухту, он окунается прямо в воду, сбегая к ней ступенчатыми террасами, увенчанными наверху стройными колоннадами Гат.

Не выезжая из Бенареса, можно увидеть всю Индию.

Здесь встретишь раджпута с унизанными кольцами, выхоленными по-женски руками, с ожерельем, один камень которого может служить сюжетом романа Конан Дойля или Киплинга.

Сюда съезжаются помещики-аристократы — талукдиры, со своими сказочно убранными слонами.

Зелёная чалма правоверного хаджи, побывавшего в Мекке, мелькает рядом с белоснежным шлемом туриста или воинственным форменным убором сикха, гурка или музбийского пионера, воспользовавшегося отпуском, чтобы поклониться местным святыням — а их здесь много больше «сорока сороков», которыми хвастается наша православная столица.

Живописные колоннады и портики храмов, посвящённых грозному Шиве с безобразными столбами каменных лингамов, храмы «Дурга», где по карнизам и ступеням карабкаются целые стаи крикливых, строящих самые неподобающие священному месту рожи гануманов, таинственные недра храма «Господа мира» — «Wishrayesa» и, над всем, три купола и два минарета выстроенной на развалинах индусского древнего храма магометанской твердыни «Ауренг-Зеба».

Десятки тысяч паломников спускаются по истёртым ступеням Гат к водам священной реки для омовения её достаточно грязной и илистой водой. И тут же на ступенчатых террасах иногда можно видеть, как сжигают труп богатого богомольца, привезённого «без рук, без ног» откуда-нибудь с низовьев Годевери или склонов Виндии только для того, чтобы умереть в Бенаресе.

Тут же необходимая принадлежность каждого индусского сборища — губастый седобородый заклинатель змей со своими плетёными корзинами на бамбуковом коромысле.

Целая куча словно только что отчищенных гуталином полуголых ребятишек окружает его и, оттопырив толстые губы, распустив слюни от интереса и затаённого ужаса, следит, как время от времени приподнимается плетёная крышка и высовывается грязно-серая, словно мокротой покрытая, плоская голова с жёсткими, холодными глазками.

— Я, должно быть, никогда не привыкну к Индии! — задумчиво выронил Дорн, всю дорогу молча следивший, как лавировал шофёр в сети кривых перепутанных переулков, кое-где буквально протискиваясь с автомобилем между домами.

— Это вам кажется сначала! — ответил доктор Чёрный. — Когда я приехал сюда впервые, мне, как и вам, казалось всё здесь экзотическим, привычным. В каждом «бохи» — носильщике я подозревал чародея-факира, сад моего бунгало кишел в моём воображении кобрами, а эти бесчисленные заурядные «приходские» храмы с их браминами, отрыгивающими после вчерашнего кутежа в тёплой компании, были для меня средоточием таинственных глубин сокровенного знания.

— Разве теперь вы разочаровались в Индии?

— В Индии — нет. Вернее, впрочем, да! В Индии я разочаровался, но не разочаровался в том, что можно найти в её дебрях. Не здесь, разумеется.

— Однако, Бенарес — индийская Мекка.

— Вот именно. В том-то и дело. Где Мекка, там религиозный фанатизм, там и узость. В храмах, где брамин за несколько тысяч рупий отпустит какие угодно грехи, а за лак превратит шудру в кшатрия, — там вы напрасно станете искать ключ к мировым загадкам, которым будто бы располагают индийские йоги высших посвящений.

— Где же искать в таком случае?

Доктор усмехнулся.

— Не слишком ли скоро хотите вы получить этот ключ? Сумеете ли вы повернуть его? Вам никогда не приходило в голову последнее?

— То есть что именно?

— А вот что… Вы, как и все, имеете самое смутное и ложное представление о том, что такое сокровенное знание, которое наше поколение окрестило оккультизмом. Вам, как и всем, кажется, что существует какой-то краткий самоучитель, по которому можно в год-два, а то и в несколько месяцев получить полнейшую власть над людьми и природой, стоит-де для этого лишь попасть в тайное общество, пройдя предварительно через серию страшных испытаний, которые описывает любой макулатурный роман… Дорн, голубчик!.. Я привязан к вам искренно. Мало того, я искренно уважаю вас, считаю недюжинной натурой… И потому я говорю с вами серьёзно и… взвешивая свои слова. Дорн! Знайте и верьте мне… Никакого оккультизма, никакой магии не существует.

— Позвольте, я не понимаю… Вы же сами недавно говорили мне, что существуют братства, располагающие такими знаниями?

— Так что же из этого? А разве в Европе не существует учёных организаций, профессорских, докторских и так далее.

— Но, позвольте… Доступ туда не закрыт!

— А кто вам сказал, что закрыт доступ в ряды сокровенного знания, буду по-прежнему называть его так? Кто вам сказал, что доступ к этому знанию обставлен иначе, чем у нас, в Европе?

— Но как же? Ведь это же явный абсурд! У нас профессором может быть всякий.

— Всякий, кто кончит сначала гимназию, потом университет, потом защитит диссертацию, проработает несколько лет в лаборатории, зарекомендует себя учёными работами? Не так ли?

— Положим…