Доктор, дым и зеркала

– Вы ведь интерн здесь? Должно быть, вам еще не рассказывали об этой программе. О ней вообще немногие слышали! Знаете, я уже все бока отлежал на этой койке. Если устроите все так, чтобы я прогулялся хотя бы часок по лесу, я расскажу вам, почему прибыл в Эпиону.

Пациентов неохотно выпускали за пределы здания, из хирургического отделения – тем более, так что если бы я устроила эту авантюру в какой-нибудь другой день, меня бы просто послали куда подальше. Но все по-прежнему были чертовски милы ко мне из-за истории с нападением, поэтому Самсонову позволили выйти. Гулять он мог только в моем сопровождении, и это устраивало нас обоих.

– Вам правда двести шестнадцать лет? – спросила я, как только мы покинули больницу.

– Может, и больше, когда я родился, годы так внимательно не считали.

– Но как… как такое возможно?

– Все возможно, когда тебя не пугает магия.

Евгений Самсонов родился в семье ведуньи, но сам никаким магическим даром не обладал. Его это не печалило, он все равно с младенчества был окружен нелюдями и колдовством. Ему пела колыбельные ундина, ему строил качели леший, его катал на спине оборотень… короче, он ничего не лишился из-за того, что его детство прошло без компьютеров.

Он был умен, предприимчив, а стараниями матери еще и великолепно образован. Поэтому даже без способностей ему удалось занять достойное место на границе миров людей и нелюдей.

– То, что я не умел колдовать, было к лучшему. Я был дипломатом в этой игре, я представлял интересы людей. Кто справится с этим лучше чистокровного человека?

Он был одним из тех, кто сохранял мир между разными видами. Он справлялся с этим лучше, чем все его предшественники вместе взятые, ему просто не было равных. Такому невозможно научить, Евгений продемонстрировал редкий талант. Поэтому когда он состарился, ему намекнули, что умирать не обязательно.

– Поначалу я решил, что меня хотят превратить в какого-нибудь нелюдя, – пояснил он. – Это был бы нежелательный исход, поскольку он поставил бы крест на всех моих предыдущих достижениях. Но они сказали, что я останусь человеком. Тогда я предположил, что они используют магию, и это тоже было бы не слишком хорошо, потому что труп, живущий лишь заклинанием, не может представлять волю всех людей в переговорах с нелюдями. Но у них был другой выход, более… научный, скажем так.

Они предложили пересадить ему органы нелюдей. Принцип был простой: во время обследования врачи определяли, какие органы Самсонова больше не могут работать, и заменяли их на донорские. В иных условиях это все равно превратило бы его в нелюдя, но специальные препараты позволяли ему остаться неизмененным. Его коллегам-людям не слишком понравился такой подход, но они тоже ценили Евгения и не готовы были его отпустить.

К тому моменту он уже был большим начальником и среди тех, кто ничего не знал о магии и нелюдях. Они, конечно, не поняли бы, если бы он протянул дольше ста лет – у кого угодно возникли бы вопросы. Поэтому для них разработали целую легенду: на роль жены и сына Евгения нанимались специальные актеры, и в нужный срок он мог «умереть», оставив все в наследство сыну, который по счастливому стечению обстоятельств был похож на него как две капли воды.

Тут-то я и вспомнила, что у Евгения Самсонова, согласно журналам, тоже есть сын. Тоже Евгений.

– То есть, все считают, что вы умерли, а вы отправляетесь сюда и омолаживаетесь, – сказала я. – Чтобы вернуться во внешний мир ровесником своего предполагаемого сына?

– Да, такова обычная схема.

– И с этой обычной схемой вы становитесь бессмертны…

– О нет, что вы! – рассмеялся Евгений. – Не думаю, что мои перспективы настолько радужны. Даже после всех этих операций я подвержен насильственной смерти – не меньше, чем любой другой человек. Операции лишь защищают меня от действия времени, но и оно шаг за шагом берет свое: после каждой новой операции мое омоложение все менее заметно. Я уже не слежу за тем, сколько у меня осталось тех органов, с которыми я родился, не хочу расстраиваться. Омолаживающие операции – это неведомая территория, плохо изученная тема, потому что проводятся они крайне редко. Не только люди любят бюрократию; чтобы добиться хотя бы одной такой операции, необходимо собрать поразительное количество документов и позволений. Меня спасает то, что я нужен межвидовому сообществу. Но есть и те, кому операции проводить запретили.

– Почему? Это же золотая жила!

– Не в деньгах дело – деньги как раз есть у многих. Но подобные операции – это всегда игры с природой. Реакция на чужие органы непредсказуема, на подавляющие лекарства – тоже. Однажды они могут не сработать, и тогда появится новый вид нелюдей, бесконечно опасный для всего мира. Если бы не эти запреты, людей, желающих попасть в Эпиону, было бы куда больше. А так те, кто хочет сохранить жизнь или излечиться с помощью таких пересадок от болезней, отправляются на черный рынок.

О черном рынке я, понятное дело, тоже ничего не знала. Откуда, если даже официальные операции прошли мимо меня?