– Отца Тони! Он пожелал мне хорошего летнего дня!
Люси осмотрелась вокруг, ожидая увидеть незнакомого мужчину, держащего за руку мальчика примерно одного с Аброй возраста. Незнакомцев кругом оказалось достаточно: в конце концов, был разгар летнего туристического сезона, – но ни одной пары, которая отвечала бы ее ожиданиям.
Абра заметила растерянность матери и захихикала:
– Его здесь нет, конечно.
– Тогда где же он?
– В точности не знаю, но где-то близко.
– Что ж… Наверное, это хорошо, милая.
Люси едва успела поправить волосы на голове дочери, как та снова бросилась на поиски историй об астронавтах, путешественниках во времени и мудрых волшебниках. Люси смотрела ей вслед, совершенно забыв о книжках, которые держала в руках сама. Рассказать об этом Дэвиду, когда он позвонит из Бостона, или не стоит? Не стоит, решила она в итоге.
Странное радио, вот и все.
Забудем об этом.
Дэн решил забежать в кафе «Ява-экспресс», взять пару стаканов кофе и навестить Билли Фримана в Игрушечном городке. Хотя работа Дэна на муниципальное управление Фрейзера оказалась недолгой, они поддерживали дружеские отношения. Отчасти их сближал Кейси – начальник Билли и наставник Дэна, – но в основном дружба строилась на взаимной симпатии. Дэну нравилось простое отношение Билли к жизни.
А еще ему нравилось водить поезд «Хелен Ривингтон». Вероятно, снова напоминал о себе тот самый «внутренний ребенок» – Дэн был уверен, что к такому заключению пришел бы любой психоаналитик. Билли обычно охотно передавал ему управление, а в летний сезон делал это даже не без некоторого облегчения. В период между Четвертым июля и Днем труда «Рив» ежедневно проделывал десять десятимильных путешествий до Клауд-Гэпа и обратно, а Билли между тем не молодел.
Идя по газону в сторону Кранмор-авеню, Дэн заметил Фреда Карлинга, сидевшего в тени на скамейке между Ривингтоном и Ривингтоном-2. Санитар, который однажды оставил синяки на руке несчастного Чарли Хейеса, по-прежнему работал в ночную смену, будучи все тем же ленивым грубияном, но теперь старался держаться подальше от того, кого прозвали «Доктор Сон». Дэна такой расклад вполне устраивал.
Карлинг, которому скоро предстояло заступить на дежурство, держал на коленях покрытый жирными пятнами пакет из «Макдоналдса» и жевал «биг-мак». Санитар и Дэн на мгновение встретились взглядами, но даже не поздоровались. Дэн считал Фреда Карлинга ленивой сволочью с садистскими наклонностями, а Карлинг думал о Дэне не иначе как о лицемерном святоше и ханже. Пока их дорожки не пересекались, все обстояло благополучно и никому не грозили неприятности.
Дэн купил кофе навынос (с четырьмя порциями сахара для Билли) и пересек лужайку Общественного центра, где в этот предзакатный час было многолюдно. Фрисби парили в воздухе. Мамы и папы раскачивали своих чад на качелях или ловили, когда они съезжали с горок. На площадке для софтбола шел матч между командами отделения Молодежной христианской ассоциации Фрейзера и спортивного клуба Эннистона, игроки которого выделялись оранжевыми футболками. Дэн заметил Билли еще издали. Привстав на скамейку, тот полировал хромированные детали локомотива. Дэну было хорошо. Он чувствовал себя дома.
Он прошел по уменьшенной копии Кранмор-авеню и свернул в тень вокзала Игрушечного городка.
– Привет, Билли! Я принес тебе тот пропитанный кофе сахар, который ты так любишь.
При звуке его голоса самый первый человек, когда-то приветствовавший Дэна во Фрейзере, повернулся.
– Вот это мило! Ты настоящий друг. Стоило мне только подумать, что я бы не отказался… Ох, черт возьми!
Картонный поднос вывалился из рук Дэна. Горячий кофе забрызгал его теннисные туфли, но Дэн этого почти не заметил.
По лицу Билли Фримана ползали мухи.
Билли не захотел на следующее утро встретиться с Кейси Кингсли, не пожелал взять выходной, и,
Однако Дэн, который проворочался без сна большую часть ночи, твердо стоял на своем. Он бы не стал так упорствовать, если бы знал, что уже слишком поздно, но как раз в этом он уверен не был. Он слишком часто видел таких мух прежде и уже научился разбираться в значении того, что наблюдал. Если они облепляли лицо так густо, что почти скрывали под слоем своих отвратительно копошащихся телец, надежды не оставалось никакой. Если их насчитывалась дюжина-другая,