Долг

Кротов сел на койку, потрогал ладонью под носом. Кровить перестало, только жгло внутри, как от паяльника. Сосуды полопались, видно, когда ему делали «слоника» – натянули на голову противогаз и пережимали хобот воздуховода. Он ревел внутри на манер паровоза и думал, что лопнут глаза, а лопнули сосуды в носу, и он забрызгал кровью изнутри противогазные стекла. Менты были внимательны и сразу маску сдернули. Потом его били резиновой палкой по почкам. Потом устроили «электрический минет»: подсоединили, куда надо, провода и крутили ручной генератор, он так по-детски жужжал. Кротов закричал и обмочился темным. И все думал, когда же придет время «рыбки», но «рыбки» не случилось – ребята, наверное, запарились с ним и про «рыбку» забыли. На рассвете пришел энергичный «полкан», показал Кротову убойную, по его мнению, бумагу из окружного УВД, пришедшую по факсу. Поверх распоряжения о мере пресечения знакомым почерком было написано: «Не возражаю». Когда Кротов увидел подпись мэра, то окончательно решил: он не подпишет ничего. К тому же за спиной полковника появился знакомый майор и кивнул со значением. Оставалось терпеть.

Брюки были мокрые и липкие, он снял их и бросил на койку. Стоило бы снять и трусы, но оставаться совсем голым Кротову было противно. Зато рубашка и пиджак не пострадали – его там сразу раздели до пояса. Вот только галстук от Готье куда-то задевался в суматохе правосудия. Черт с ним, к тому же Готье – голубой, так написано в прессе. Вот пусть проклятый мент и носит «тай» от голубого.

Он попытался улечься на койке, но как ни вертелся, не мог найти положение, чтобы хоть чуточку притихла боль в боках, у поясницы, пока не вспомнил разговор с одним знакомым почечником. Кротов лег на живот, потом медленно подтянул под себя колени, выставив оттопыренный зад к потолку. Его вначале окатило дикой болью, до пота и железного вкуса во рту, а затем отпустило. Голову заволокло сладким туманом, но вскоре боль вернулась. Тогда он припомнил рассказ до конца и принялся кусать и грызть край деревянного настила.

В коридоре послышался топот. Скрипя зубами, Кротов сел. Вошел караульный, с ним двое мужчин средних лет в хороших деловых костюмах. Один был лысый, другой – с короткой модной стрижкой. Лысый молча посмотрел на Кротова, потом на мокрые трусы и произнес сквозь зубы:

– Вот же суки ментовские!

Караульный засопел и покинул камеру, оставив дверь открытой.

– Одевайтесь, Кротов, – сказал лысый. – Мы вас забираем.

– Пусть вещи принесут, – выговорил Кротов чужим каким-то голосом.

– Уже несут, – сказал тот, что со стрижкой. – Вы одевайтесь.

– Я эту гадость надевать не стану.

Кротов думал почему-то, что вещи ему непременно доставит тот самый майор, но приплелся мордатый сержант, свалил все грудой на койку. Кротов достал из портфеля чистые трусы и запасные брюки, переоделся, не стесняясь наблюдающих. Пристегнул на запястье часы, Рассовал по пиджачным карманам бумажник, авторучку и записную книжку, удостоверение, заграничный и обычный паспорта и авиабилет на вчерашний несбывшийся Гамбург. Затолкал в портфель, не проверяя содержимого, застегнутую папку и сказал:

– Пошли отсюда.

– А это? – спросил лысый, кивнул на брошенные брюки и трусы.

– Пусть подавятся, – ответил Кротов и закашлялся.

– Где Юрий Дмитриевич? – спросил он у лысого в коридоре.

– Все в порядке, – сказал тот, не обернувшись.

Его провели служебным выходом, где прямо у кирпичного крыльца стояла черная машина, указали на открытую заднюю дверь. Кротов нырнул внутрь, притиснулся к сидевшему там человеку. Третьим сел стриженый. Получалось, будто снова под конвоем. «Мерещится», – подумал Кротов, пристраивая на коленях портфель. Лысый сел впереди, водитель резко принял с места, и Кротова скрутило болью. Он простонал и заворочался, и стриженый сказал:

– Потерпите, мы быстро доедем. Здесь рядом.

Но Москва есть Москва, и везли его долго – двадцать четыре минуты. За ночь Кротов успел соскучиться по часам на руке и теперь то и дело посматривал.

Они заехали в старый двор с высокими деревьями – где-то в центре, между Пречистенкой и Арбатом. Было солнечно, тихо. Мужичок в синем халате елозил метлой по асфальту. Посреди детской площадки стояла заспанная бабка, вокруг нее кругами бегала собака.

– А где Юрий Дмитриевич? – спросил Кротов, выбираясь с трудом из машины.

– Как это где? – осклабился лысый. – Спит еще. Начальника не знаете?

– Да уж знаю, – ответил Кротов с внезапным облегчением.

Юрий Дмитриевич и в самом деле любил поспать, если было делу не во вред. Кротов работал с ним на губернаторских выборах. Бывший сотрудник разведки, Юрий Дмитриевич был теневым «смотрящим» от Москвы и обналичивал в кротовском банке деньги для «черной кассы» выборной кампании.

– Второй этаж, – сказал стриженый, под руку ведя Кротова к подъезду.