Пришлось сидеть довольно долго в тесном отсеке задней части милицейского уазика. Потом пришли майор с полковником и автоматчики с ярким пакетом – уговорил-таки начальство парень с подоконника. Машина взревела и поехала, трясясь. В заднее окошко сквозь вертикальную решетку Кротов видел, как взлетают самолеты.
Ехали долго. Сначала по шоссе, затем по улицам окраин. Из кабины сквозь гудение мотора прорывался шум чужих беспечных разговоров. Остановились у старого здания с казенной вывеской. Кротова извлекли из «собачника» и повели внутрь подслеповатым узким коридором, где встречные менты – кто в штатском, кто в мундирах – смотрели на него с привычным службе равнодушием.
Кротов полагал, что немедля приступят к допросу, но его запихнули в пустую камеру в подвале. Две откидные койки были пристегнуты к стене. Сразу вспомнилась полковая гауптвахта. Он присел на корточки в углу. От стены тянуло сыростью. Кротов выкурил до фильтра сигарету, пересчитал оставшиеся. Снял боссовский пиджак, свернул, уселся на него, обхватив колени руками, чтоб не касаться спиной бетона. Так он сидел, потом ходил, потом снова сидел бесконечное время – часы у него отобрали. Наконец в коридоре послышались шаги, отворилась тяжелая дверь. Кротов поднялся с кряхтеньем, надел пиджак и подтянул узел галстука.
– Поговорим, майор? – начал он первым, пытаясь завладеть инициативой. – Распорядись, пусть койку отстегнут. Не по-людски.
– Еще просьбы имеются? – спросил майор, дождавшись, когда охранник закроет дверь снаружи,
– Я хочу выйти отсюда.
– Поздно, парень – майор порылся в карманах, достал связку ключей, не сразу подобрал нужный, открыл и вынул из петли замок. – Садись.
Они уселись рядом, глядя на стену перед собой.
– Баксы паленые?
– Нет, – сказал Кротов
– Что за деньги вообще?
– Какая разница? Сказал же: деньги чистые.
– Твои или чужие?
– Общие, – сказал Кротов. – Черт с ними, забирайте.
Майор выпятил губы и помотал головой.
– Не получится, парень. Полкан в тебя вцепился.
– Что значит: вцепился?
– Он на тебе борьбу с коррупцией сыграет. Уже доложил в управление, завтра приедут смотреть.
– Кого?
– Тебя смотреть, кого еще! И в город твой он уже позвонил.
– И что?
– Ты, парень, чуть ли не в розыске, вот что.
– Мэру звонили?
– А мэр тут при чем? Ты же не депутат Госдумы, на тебя спецсанкция не требуется.
– Подонки, – сказал Кротов. – Я не про вас, майор.
– Я понял. Крепко дома влип?
– Да так, фигня, интриги, – сказал Кротов. – Клепают взятку идиотскую.
– Вот именно, – кивнул майор. – Какой-то азер, забыл фамилию... Ориентировку сбросили по факсу. До утра полкан тебя расколет на сознанку.
– Не расколет, – сказал Кротов.
– Расколет, – вздохнул майор. – Сделают тебе слоника или рыбку...
– Какого слоника?
– Увидишь, – пообещал майор почти с сочувствием. – Завтра вечером от вас кто-то прилетает.
– Ну?
– Баранки гну. – Майор соскочил на цементный пол, оправил под ремнем рубашку. – Короче, могу сделать один звонок. Если выкрутишься – полтинник.
– Годится, – сказал Кротов. – Записывай.
– Я запомню, – сказал майор, – я тренированный.
Кротов назвал номер своего друга Лузгина.
– Межгород не пройдет. Эти звонки фиксируются. Давай любой московский.
– Слышь, майор, я так не вспомню. В записухе...
– Бесполезно. Все вещдоки в сейфе у полкана. Давай вспоминай, и по-быстрому. Я тут вообще не должен находиться.
– Вот хреновина, – вымолвил Кротов. Мысленно листая записную книжку, он представил себе страничку на букву «ю», где были несколько фамилий: два Юдина, Юхновский, Ющенко и один номер без фамилии, записанный пониже черными чернилами – первая цифра больше других, как заглавная. И еще в этом номере был какой-то внутренний ритм. На три четверти, как в вальсе. Двести пятнадцать ноль три сорок семь.
– Молодец, – сказал майор, глядя на часы. – Это рабочий телефон?
– Да.
– Еще успею. – Майор подошел к железной двери, дважды пнул ее ботинком. – Готовься, скоро вызовут.
– Спасибо, друг, – сказал Кротов.
– Какой я тебе друг, – сказал майор.
– На полтинник в Москве долго не протянешь.
– Кому как, – усмехнулся майор. – Пятьсот зеленых в месяц – выше крыши, я по заграницам не летаю. – Он снова стукнул в дверь, на этот раз кулаком. – Сто месяцев выходит, восемь лет... У меня дача за Сетунью, «Жигуль» еще бегает... И пошли они к чертовой матери. Ну, будь здоров, – сказал он, когда охранник заскрежетал ключом в замке.
...В камеру Кротова приволокли под утро. Он мог дойти и сам, ноги еще слушались, но потащили намеренно, чтобы унизить. В коридоре он прохрипел: «Дайте умыться, сволочи», – и его запихнули в клозет. Стояли рядом, когда он мучился над унитазом, потом брызгал на лицо водой из полусорванного крана.