Долгая прогулка

Это был совершенно карикатурный низенький итальянец в потёртой фетровой шляпе, с черными усами, завивающимися на концах. Он стоял возле своего универсала с открытой задней дверью, махал рукой и улыбался, демонстрируя всему миру невероятно белые, невероятно квадратные зубы.

На полу багажного отделения автомобиля был расстелен резиновый коврик. На коврик была свалена целая гора колотого льда, а изо льда торчали огромные доли арбуза, похожие на мятно-розовые улыбки.

Желудок Гэррети совершил двойное сальто, словно прыгающий с вышки ныряльщик. Табличка на крыше автомобиля гласила: ДОМ Л'АНТИО ЛЮБИТ ВСЕХ ИДУЩИХ — БЕСПЛАТНЫЕ АРБУЗЫ!!!

Несколько человек (среди них Абрахам и Паркер) рысцой двинулись к обочине. Каждый получил по предупреждению. Они двигались быстрее четырех миль в час, но двигались в неверном направлении. Дом Л'Антио, увидев, как они подбегают, рассмеялся — прозрачным, радостным, легким смехом. Он хлопнул в ладоши, зарылся руками в лед и вытащил оттуда сразу несколько улыбающихся долек. Во рту у Гэррети мгновенно пересохло, так ему захотелось арбуза. Но они ведь не позволят, подумал он. Так же как раньше не позволили хозяину магазина раздавать газировку. Но боже мой, это же так вкусно! Неужели я прошу так много, господи, сделай так, чтобы на этот раз они чуть-чуть опоздали со своей карой! Тем более — где еще в это время года достанешь арбуз?

Идущие прорвались за оградительную ленту, образовав возле автомобиля с ума сходящую от счастья маленькую толпу. Прозвучали повторные предупреждения, и трое патрульных возникли словно из-под земли, чтобы задержать Л'Антио, который принялся громко возмущаться с сильным итальянским акцентом:

— Что это значит? Что значит нельзя? Это мой арбуз, ты, тупой коп! Захочу отдать, и отдам, эй! ты чего удумал? это моё, отвали, козлина!

Один из патрульных схватил Л'Антио за руки, в которых тот все еще держал арбузные дольки, другой обхватил его сзади за пояс и потащил назад, одновременно захлопывая багажник универсала.

— Ублюдки! — крикнул Гэррети изо всех сил. Его дикий крик разрезал яркий день как хрустальное копьё, и один из патрульных обернулся с видом испуганным и... ну да, почти виноватым.

— Вонючие сукины дети! — продолжал орать Гэррети. — Лучше бы ваши матери аборт сделали, вы, смердящие отпрыски шлюхи!

— Скажи им, Гэррети! — закричал кто-то, и это был Баркович — он грозил патрульным кулаками и улыбался так широко, словно у него рот был набит десятипенсовыми гвоздями. — Скажи им!..

Но теперь кричали уже все, а патрульные — это ведь не отборные солдаты Национальных Отрядов. Они хоть и продолжали отталкивать итальянца с его арбузами подальше от дороги, но покраснели так сильно, что было ясно — им стыдно за то, что они сейчас делают.

Л'Антио то ли забыл английский, то ли он перестал его устраивать как средство выражения эмоций, но теперь с его языка летели сплошь сочные итальянские ругательства. Толпа освистывала патрульных. Женщина в мягкой соломенной шляпке бросила в одного из них радиоприемником и попала в голову. Приемник отскочил от каски. Гэррети стало жалко патрульного, но он продолжал кричать. Ничего не мог с собой поделать. "Отпрыски шлюхи" — а он-то думал, что это выражение теперь только в книгах встречается.

И только-только стало казаться, что Л'Антио, наконец, убрали с глаз долой, как итальянец вырвался и рванул назад, а толпа волшебным образом расступалась перед ним и смыкалась перед полицейскими — или, по крайней мере, пыталась сомкнуться. Один из патрульных умудрился в броске обхватить беглеца за колени и толкнуть вперед. В последний момент Л'Антио подбросил в воздух несколько долек, которые держал в руках.

— ДОМ Л'АНТИО ЛЮБИТ ВАС ВСЕХ! — выкрикнул он.

Толпа взревела. Л'Антио упал на землю лицом в грязь, и тут же его руки были скованы за спиной наручниками. Куски арбуза летели, переворачиваясь, сквозь прозрачный майский воздух; Гэррети засмеялся громко и воздел руки к небу, и затряс торжествующе кулаками, а невозмутимый Абрахам ловко подхватил одну из долек.

Кое-кто получил третье предупреждение, когда остановился подобрать арбуз, но никого, что удивительно, не застрелили, и у пятерых парней — нет, у шестерых, поправился Гэррети — в руках оказались красно-зеленые дольки. Остальные либо поздравляли тех, кому удалось урвать кусочек, либо честили бесстрастных солдат, чьи лица радовали Идущих признаками скрываемой досады.

— Я всех люблю! — крикнул Абрахам. Его улыбающееся лицо всё измазалось арбузным соком. Он выплюнул три коричневые косточки.

— Будь я проклят, — счастливо сказал Паркер. — Да, я проклят, и будь я проклят, если это не так!