Долгая прогулка

Кричащая женщина была пышна телом и красна лицом. Она бросилась на одну из секций заградительного барьера и опрокинула ее, оборвав ярко-желтую ограничительную ленту. Ее пытались удержать сразу несколько полицейских, но она яростно сопротивлялась — дралась, царапалась, кричала, — так что им приходилось несладко.

Я её знаю, подумал Гэррети. Я как будто где-то её видел.

Синяя косынка. Горящие яростью глаза. Даже криво скроенное платье цвета морской волны. Все эти детали определенно кого-то ему напоминают. Женщина кричала что-то неразборчивое. Сопротивляясь, она расцарапала до крови лицо одного из копов, которые ее сдерживали — точнее, пытались сдержать.

Гэррети прошел от нее в трех метрах, и тут же понял, где видел ее — ну, конечно же, это была мама Перси. Того Перси, который хотел ускользнуть в лес, а вместо этого ускользнул в мир иной.

— Верните мальчика! — кричала она. — Верните моего мальчика!

Толпа вокруг с воодушевлением поддерживала ее. Маленький мальчик плюнул ей на ногу, подкравшись с тыла, и тут же улетучился.

Джен, думал Гэррети. Я иду к тебе, Джен, к чертям собачьим все это дерьмо, я клянусь, что дойду. Но МакФриз был прав. Джен не хотела, чтобы он участвовал. Она плакала. Умоляла его передумать. Говорила, что они могут подождать, что она не хочет его терять,

пожалуйста, Рей, не будь идиотом, Долгая Прогулка — это всего лишь хитроумный способ убийства...

Они сидели на лавочке в летнем парке, рядом с эстрадой. Это было месяц назад, в апреле. Он обнял ее за плечи. От нее пахло духами, которые он подарил ей на день рождения. Ему казалось, этот запах усиливает ее тайный девический аромат — темный, пьянящий, как сама ее плоть. Я должен идти, говорил он ей. Я должен, неужели ты не понимаешь, — должен.

Рей, ты не знаешь, на что идешь. Рей, пожалуйста, не надо. Я люблю тебя.

Да, думал он теперь, шагая по дороге, в этом она точно была права. Я не знал, на что иду.

Но я даже и сейчас не знаю. Вот что страшно. Вот в чем весь ужас.

— Гэррети?

Он дернул головой от неожиданности и вынырнул из полудремы. Рядом шел МакФриз, он его и разбудил.

— Как себя чувствуешь?

— Чувствую? — задумчиво ответил Гэррети. — Наверное, нормально. Да, думаю нормально.

— Баркович на грани, — сказал МакФриз с тихой радостью в голосе. — Я уверен. Он говорит сам с собой. И еще он хромает.

— Ты тоже хромаешь, — сказал Гэррети. — И Пирсон хромает. И я.

— У меня всего-то нога болит. Но Баркович... Он постоянно трет бедро. Думаю, он потянул мышцу.

— За что ты его так ненавидишь? Почему не Колли Паркера? Или Олсона? Или вообще всех нас?

— Потому что Баркович делает то, что делает, совершенно осознанно.

— Играет на победу, — ты это имеешь в виду?

— Ты не знаешь, что я имею в виду, Рей.

— Надеюсь, ты хотя бы сам это знаешь, — сказал Гэррети. — Конечно он ублюдок. Может, чтобы победить, нужно быть ублюдком.

— Хорошие парни до финиша не доходят?

— Ну мне-то откуда знать?

Они прошли мимо маленькой деревенской школы, с фасада облицованной деревянными досками. Дети, толпившиеся во дворе, замахали руками. Несколько мальчиков стояли на гимнастических снарядах, похожие на часовых, и Гэррети вспомнил рабочих со склада пиломатериалов.

— Гэррети! — закричал один из пацанов на снарядах. — Гэррети! Гэр-ре-тиии!

Это был маленький мальчик со взъерошенными волосами, он прыгал как сумасшедший на самом верхнем уровне гимнастического комплекса, размахивая обеими руками. Гэррети вяло помахал в ответ. Мальчик перевернулся и повис вниз головой, зацепившись за планку ногами, но и рукам не давая скучать. Когда школьный двор, а с ним и гиперактивный мальчик, скрылись из виду, Гэррети почувствовал облегчение. Парень потратил слишком много энергии, чтобы об этом можно было думать без боли.

Пирсон присоединился к ним двоим.

— У меня тут мысль возникла.

— Поберег бы лучше силы, — посоветовал МакФриз.

— Слабенько, чувак. Совсем слабенько.

— И о чем же ты думал? — спросил Гэррети.

— Как это хреново должно быть для предпоследнего парня.

— Что ж такого особо хренового? — спросил МакФриз.

— Ну как... — Пирсон прикрыл ладонью глаза и сощурившись посмотрел на сосну, когда-то давно сожженную молнией. — Представь — одолеть всех, вообще всех, кроме одного последнего. Должен быть приз за второе место, вот что я думаю.

— И какой же? — равнодушно спросил МакФриз.

— Я не знаю.

— Как насчет остаться в живых? — спросил Гэррети.

— Да кто бы стал за это бороться?

— До начала Прогулки может и никто. Но я сейчас был бы рад даже этому — к чертям эту Награду, к чертям исполнение самого сокровенного желания. А ты?

Пирсон тщательно обдумал его слова, и сказал, наконец, с ноткой сожаления: