Долгая прогулка

Ноги так и норовили пойти медленнее, и Гэррети приходилось подстегивать их усилием воли. Далеко впереди Баркович сказал что-то и тут же рассмеялся своим скрипучим смехом. Гэррети услышал, как МакФриз ответил: "Заткнись, убийца", и как Баркович в ответ послал его к черту. Теперь, судя по голосу, такое отношение становилось ему неприятно. Рей устало улыбнулся в темноте.

Он сильно отстал от основной группы и шел теперь одним из последних, когда вдруг осознал, неприятно удивившись, что снова приближается к Стеббинсу. Что-то в этом парне его завораживало. Но он решил, что не желает выяснять конкретные причины. Пора уже перестать заниматься этим. Это ровно ничего не дает. Совершенно бессмысленное занятие.

Впереди в темноте светилась огромная, похожая на злобное привидение, люминесцентная стрелка. Внезапно духовой оркестр грянул марш. Довольно крупный оркестр, судя по звуку. Приветственные крики зазвучали громче. Воздух наполнился маленькими кусочками бумаги, и на какую-то секунду Гэррети подумал, что пошел снег. Но это был не снег, это было конфетти. Группа переходила на другую дорогу. Старая дорога сворачивала вправо и вливалась в новую; на их пересечении Гэррети увидел еще один знак, гласивший что платная автомагистраль, а значит и Олдтаун, находятся в каких-то шестнадцати милях от этого места. Гэррети ощутил некоторое волнение, даже, наверное, гордость. После Олдтауна дорогу он знает. Может хоть на ладони карту нарисовать.

— Возможно, это твое преимущество. Мне так не кажется, но — возможно.

Гэррети вздрогнул. Стеббинс словно приподнял крышку его черепа и подглядел, что за мысли варятся у него в голове.

— Что?

— Это ведь твои места?

— Да нет, вообще-то. Я севернее Гринбуша в жизни не бывал, если не считать той ночи, когда мать везла меня к границе. И мы ехали тогда другой дорогой.

Духовой оркестр с его тубами и кларнетами, мягко блестящими во влажности ночи, остался позади.

— Но мы ведь пройдем через твой родной город?

— Нет, только неподалеку.

Стеббинс хмыкнул. Гэррети посмотрел на его ноги и с удивлением заметил, что тот сменил свои теннисные туфли на пару мягких мокасин. Туфли он нёс за пазухой.

— Туфли я берегу, — сказал Стеббинс. — Просто на всякий случай. Впрочем, думаю, что закончу в мокасинах.

— А-а.

Они прошли мимо телебашни, скелетом возвышающейся над голым полем. На ее вершине в ритме сердцебиения мигал красный огонек.

— Наверное, с нетерпением ждешь встречи с близкими?

— Да.

— А что будет потом?

— Потом? — Гэррети пожал плечами. — Наверно, буду идти себе по дороге. Если, конечно, вы все не будете столько любезны, что к тому моменту уже передохните.

— О, нет, не думаю, — Стеббинс едва заметно улыбнулся. — А ты уверен, что не сдуешься? Ну, после того, как увидишь их?

— Блин, да я ни в чем не уверен, — сказал Гэррети. — Я мало что понимал тогда, когда мы только вышли, а сейчас понимаю и того меньше.

— Думаешь, у тебя есть шанс?

— Этого я тоже не знаю. Я не знаю даже, зачем я с тобой вообще разговариваю. Все равно что с дымом беседовать.

Где-то в ночи завопили полицейские сирены.

— Кто-то прорвался на дорогу на участке, где посты расставлены реже, — сказал Стеббинс. — Туземцы начинают беспокоиться, Гэррети. Ты только подумай обо всех этих людях, которые прилежно трудятся, обеспечивая тебе свободную дорогу.

— И тебе тоже.

— Да, и мне тоже, — согласился Стеббинс и замолчал надолго. Воротник его рубашки бессмысленно хлопал о шею. — Просто удивительно порой, какой властью обладает разум, — наконец сказал он. — Это ведь изумительно, как иногда он диктует телу свои условия. Среднестатистическая домохозяйка за день проходит шестнадцать миль: холодильник — гладильная доска — сушилка, и так далее. К вечеру у нее подкашиваются ноги, но она вовсе не истощена. Коммивояжер проходит миль двадцать. Ученик средней школы, тренирующийся для футбольной команды — двадцать пять — двадцать восемь... это за один день — начиная с пробуждения и до отхода ко сну. Все они устают, но не то чтобы смертельно.

— Ну да.

— Но предположим, ты скажешь домохозяйке: ты сможешь поужинать только после того, как пройдешь шестнадцать миль.

Гэррети кивнул:

— Она не просто устанет — она будет падать замертво.

Стеббинс ничего не ответил. У Гэррети появилось странное ощущение, что Стеббинс в нем несколько разочарован.

— Разве... нет?

— А тебе не кажется, что она постарается пройти свои мили еще до полудня, чтобы потом весь день валяться на диване и смотреть мыльные оперы? Мне кажется именно так. Ты устал, Гэррети?

— Да, — коротко ответил Гэррети. — Я устал.

— Смертельно устал?

— Ну... близок к этому.

— Нет, Гэррети, тебе дотуда еще далеко, — он ткнул пальцем в Олсона. — Вот он по-настоящему устал. С ним уже практически кончено.

Гэррети зачарованно уставился на Олсона, словно ожидая, что тот рухнет по мановению руки Стеббинса.

— К чему ты клонишь?