Долгая прогулка

— Спроси у своего дружка-молотильщика, Арта Бейкера. Мул не любит пахать. Но — мул любит морковку. Повесь морковку у него перед носом, и он сможет в состоянии усталости работать очень долго, в то время как без морковки он просто-напросто вымотается. Сечешь?

— Нет.

Стеббинс снова улыбнулся.

— Ничего страшного. Следи за Олсоном. Ему уже не хочется морковки. Сам он этого еще не понял, но это так. Следи за Олсоном, Гэррети. Ты можешь многому у него научиться.

Гэррети внимательно присмотрелся к Стеббинсу, не уверенный, насколько всерьез следует его воспринимать. Стеббинс громко рассмеялся. Это был густой, богатый модуляциями звук, который заставил других Идущих вертеть головами в поисках его источника.

— Давай. Поговори с ним, Гэррети. А если он не ответит, просто подойди поближе и посмотри на него очень внимательно. Учиться никогда не поздно.

Гэррети сглотнул:

— То есть, это очень важный урок, ты это хочешь сказать?

Стеббинс перестал смеяться и крепко схватил Гэррети за руку:

— Возможно, важнее урока у тебя никогда не было. Тайна жизни познается через смерть. Упрости это уравнение, и сможешь позволить себе умереть. Проведешь остаток своей жизни весело и безбашенно, как пьяница на гулянке.

Стеббинс отпустил его руку и словно забыл о нём. Гэррети медленно массировал запястье. А потом пошел прочь.

Казалось, к Олсону Рея притягивают невидимые узы. Они оказались рядом примерно в четыре часа. Гэррети внимательно присмотрелся к лицу Хэнка.

Однажды, очень давно, он целую ночь не спал от страха, посмотрев фильм, где снимался - кто? Роберт Митчем, кажется? Он играл там безжалостного священника времен возрождения Юга, который также был маньяком-убийцей[42]. Сейчас Олсон был очень похож на него в профиль. Из-за стремительной потери веса он сильно вытянулся, его кожа огрубела и как будто покрылась чешуйками от обезвоживания. Глаза глубоко запали в глазницы. Волосы хаотично торчали во все стороны, словно треплемые ветром листья кукурузы.

Да это же просто робот, обыкновенный дурацкий механизм. Но, возможно, Олсон все еще прячется там, внутри? Нет. Его больше нет. Я уверен: Олсон, который сидел на траве и шутил, Олсон, который рассказывал историю о парне, получившем пулю прямо на старте, этот Олсон уже мертв. А рядом идет обыкновенная неживая глиняная чушка.

— Олсон? — прошептал Гэррети.

Шагающий дом с привидениями. Олсон обмочился, от него плохо пахло.

— Олсон, ты можешь говорить?

Олсон топал вперед. Его лицо стало тьмой, и он шевелился, да, он определенно шевелился. Внутри него что-то происходило, внутри него была еще какая-то жизнь, но...

Что-то там было, но вот что именно?

Идущие одолели очередной подъем. Гэррети дышал часто-часто, как собака. Струйки пара поднимались от его отсыревшей одежды. Внизу, под ними, лежала река, похожая в темноте на серебряную змею. Стилуотер, решил он. Стилуотер протекает рядом с Олдтауном. Зрители закричали при виде их, но как-то совсем уж вяло. Далеко впереди, за изгибом русла (может это все же Пенобскот?) виднелась группа огней. Олдтаун. Группа огней поменьше на противоположном берегу представляла собой, видимо, Милфорд и Брэдли. Олдтаун. Вот он, Олдтаун.

— Олсон, — сказал он. — Это Олдтаун. Вот те огни — это Олдтаун. Мы дошли, дружище.

Олсон ничего не ответил. И теперь Гэррети уловил тот образ, который так долго от него ускользал, и ничего особо живого в этом образе не было. Олсон — это Летучий Голландец, вечно продолжающий свое плаванье даже после того, как вся его команда исчезла.

Группа бодро спустилась по склону холма, миновала S-образный поворот, и прошла по мосту, который вел, если верить знаку, к Медоу Брук. На другом конце моста был установлен еще один знак с надписью КРУТОЙ ПОДЪЕМ ГРУЗОВИКИ ТОЛЬКО НА НИЗКИХ ПЕРЕДАЧАХ. Кое-кто из Идущих застонал.

И подъем действительно был крутой. Он возвышался над ними словно съезд для тобоггана[43]. Не очень длинный — даже в темноте можно было разглядеть его конец — он был очень крутым. По-настоящему крутым.

И подъем начался.

Гэррети наклонился вперед, почти сразу почувствовав как воздух рвется прочь из его легких подобно воде из пробитого шланга. На вершине снова буду дышать как собака, подумал он... а потом подумал — если я доберусь до вершины. Его ноги возмутились таким насилием — протест начался в бедрах и постепенно распространился вниз. Ноги кричали ему, что просто отказываются делать это дальше.

Нет, будете, сказал им Гэррети. Будете, а иначе умрете.