Долгая прогулка

Я мыслю, следовательно я существую. Урок латыни в первом классе. Старые мотивы мертвого языка. Динь-дон-вокзал-котенок-в колодец-упал. Кто толкнул его туда? Малыш Джеки-Борода.

Я существую, следовательно я существую.

Затрещала еще одна шутиха, послышались гиканье и крики. Вездеход лязгал своими металлическими частями, шелестел покрышками; Гэррети услышал свой номер в предупреждении, и еще глубже погрузился в дрёму.

Папа, я совсем не радовался, когда ты ушел, но никогда на самом деле по тебе не скучал. Прости. Но я не поэтому здесь. Во мне нет подсознательной тяги к самоубийству, прости Стеббинс. Мне так жаль, но...

Снова грохнули выстрелы, вырывая его из состояния полусна, а потом он услышал такой привычный звук падающего на землю мертвого тела — еще один парень отправился домой к Иисусу. Толпа закричала, выражая ужас, и заворчала, выражая одобрение.

— Гэррети! — взвизгнула какая-то женщина. — Рей Гэррети! — У нее был резкий, неприятный голос. — Мы с тобой, мальчик! Мы с тобой, Рей!

Ее голос рассек толпу, и головы стали поворачиваться, а шеи вытягиваться, — все для того, чтобы получше разглядеть Уроженца Мэна. В море приветственных криков утонуло несколько возгласов порицания.

Толпа принялась скандировать его имя. Гэррети слушал свою фамилию, пока она не распалась на бессмысленные звуки, не имеющие к нему никакого отношения.

Он помахал рукой и снова погрузился в сон.

Глава одиннадцатая

А ну вперед, засранцы! Или вы хотите жить вечно?

Неизвестный старшина времен Первой Мировой

Идущие вошли в Олдтаун в районе полуночи, прошли по одной мелкой улочке, по другой, а потом вышли на шоссе № 2, которое, на правах главной улицы города, проходило через его центр.

В памяти Гэррети проход через город остался неясным, подернутым дымкой кошмаром. Рокот толпы нарастал в звуке и объеме до тех пор, пока в головах не закончилось место даже для самых маленьких мыслей. Натриевые газоразрядные фонари, заливающие всё вокруг неестественным оранжевым светом, превратили ночь в ослепительный день, сведя к нулю самую возможность тени. Этот свет даже самое дружелюбное лицо превращал в чудовищную гримасу. Конфетти, газеты, разодранные на клочки телефонные книги, длинные полосы туалетной бумаги заполнили воздух — всё это вылетало из окон верхних этажей. В Нью-Йорке так встречали бы игроков низшей бейсбольной лиги[47].

В Олдтауне никто не был убит. Пройдя сквозь город, группа вышла на дорогу вдоль реки Стилуотер, и там уже не было этих оранжевых фонарей, да и толпа стала пожиже. Начиналось третье мая. Идущих захлестнул сочный аромат бумажного производства — химикаты, дым, загаженная река и неизбежный рак желудка. По обеим сторонам дороги встречались конусообразные горы опилок высотой побольше, чем дома в центре города. Грандиозные штабеля готовой к переработке древесины возвышались подобно гигантским монолитам. Гэррети дремал на ходу и видел туманные сны об освобождении и облегчении. Спустя недолгое время, показавшееся ему вечностью, кто-то принялся пихать его под ребра. Это был МакФриз.

— Штослучилась?

— Подходим к магистрали, — сказал МакФриз, чем-то взбудораженный. — Тут слушок прошел. Там на пандусе нас ждет целый долбаный батальон при полном параде. Ожидается салют из четырех сотен стволов!

— И войдут в долину смерти четыре сотни, — пробормотал Гэррети, выковыривая козявки из уголков глаз. — Сегодня слишком много было салютов из трех стволов. Не интересно. Дай покемарить.

— Да дело не в этом. После их салюта, мы дадим

свой салют.

— Серьезно?

— Ага. Пердёж из сорока шести глоток.

Гэррети слабо усмехнулся. Его губы уже отвыкли от таких упражнений.

— Правда что ли?

— Правда-правда. Ну... на самом деле, глоток будет только сорок. Некоторые уже слишком глубоко ушли.

Лицо Олсона — Летучего Голландца во плоти — мелькнуло у Гэррети перед глазами.

— Ну что ж, считай, я в игре.

— Тогда подтягивайся поближе.

Гэррети прибавил шагу. Они с МакФризом приблизились к Пирсону, Абрахаму, Бейкеру и Скрамму. Расстояние между основной группой и кожаными куртками в авангарде сократилось еще больше.

— Баркович тоже участвует? — спросил Гэррети.

МакФриз фыркнул:

— Он считает, это лучшая идея в мире, не считая платных туалетов.

Гэррети крепко обхватил себя руками, пытаясь хоть как-то согреть своё замерзшее тело, усмехнулся безрадостно:

— Могу поспорить, в нем немало скопилось вони.