Долгая прогулка

Дорога изогнулась и шла теперь параллельно автомагистрали. Их разделяла высокая насыпь, на которой тоже были установлены натриевые фонари — только эти были уже не оранжевыми, а белыми. Примерно в полумиле впереди виднелся соединительный пандус.

— Готовность номер один, — сказал МакФриз.

— Кэти! — закричал внезапно Скрамм, и Гэррети чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Я еще не сдался, Кэти!

Он уставился на Гэррети пустым, лихорадочно пылающим взглядом, но в нём не было узнавания. Его щеки раскраснелись, губы покрылись герпесными волдырями.

— Ему не очень хорошо, — извиняющимся тоном сказал Бейкер, словно он был в этом виноват. — Мы поим его водой время от времени, и еще на голову льём, но его фляга уже почти опустела, а если он хочет новую, он должен сам о ней просить. Таковы правила.

— Скрамм, — сказал Гэррети.

— Кто здесь? — глаза Скрамма неистово вращались в глазницах.

— Это я. Гэррети.

— А-а. Ты видел Кэти?

— Нет, — ответил Гэррети, чувствуя себя крайне неловко. — Я...

— Готовность номер один, — повторил МакФриз.

Рокот толпы постепенно усиливался, и перед глазами Идущих, как призрак из темноты, возник дорожный знак зеленого цвета: АВТОСТРАДА 95 ОГАСТА ПОРТЛЕНД ПОРТСМУТ ЮГ.

— Нам туда, — прошептал Абрахам. — Господи, помоги нам дойти до юга.

Покрытие пандуса мягко пружинило под ногами. Свет фонарей ложился на дорогу широкими кругами, и вот Идущие вошли в первый из них. Дорожная поверхность показалась Гэррети более ровной, и он почувствовал знакомый укол возбуждения.

Солдаты при полном параде выстроились вдоль пандуса, совершенно вытеснив зрителей с этого участка. Они стояли безмолвно, держа оружие на изготовку. Их униформа ослепительно сверкала — по сравнению с ними солдаты на вездеходе выглядели убого.

Идущие словно вышли из огромного и беспокойного моря шума на берег совершенной тишины. Единственными звуками были звуки их шагов, да еще их же сбитое дыхание. Пандус словно растянулся в вечность, и вдоль него бесконечным строем стояли солдаты в пурпурных униформах, подняв руки в высоком салюте.

А затем, откуда-то из темноты, возник голос Мейджора, усиленный электроникой:

— Гооооо-товсь!

Металлический лязг оружия.

— К плееее-чу!

Приклады соприкоснулись с плечами, стволы винтовок вздёрнулись к небу над головами Идущих. Группа инстинктивно сплотилась против звуков, которые обычно означали для них смерть — этот чисто павловский рефлекс из них было уже не выбить.

— Огонь!

Четыреста стволов исторгли из себя выстрелы — огромный, оглушительный звук. Гэррети подавил в себе желание обхватить голову руками.

— Огонь!

Запах пороха — резкий, отяжеленный кордитом. В какой это книге стреляли над водой, чтобы заставить тело утопленника всплыть?[48]

— Моя голова, — застонал Скрамм. — Господи, как же болит голова!

— Огонь!

Винтовки выстрелили в третий и последний раз.

МакФриз немедленно развернулся спиной вперед. Его лицо раскраснелось от усилий, которых требовал от него крик:

— Гооооо-товсь!

Сорок языков облизали сорок пар губ.

— К плееее-чу!

Гэррети набрал в легкие побольше воздуха и задержал дыхание.

— Огонь!

Конечно, получилось убого. Жалкий маленький шум против огромной тьмы. Повторять не стали. Бесстрастные лица солдат не изменились, но всё же в них читался молчаливый укор.

— А, да пошло оно всё, — сказал МакФриз.

Он развернулся и ушел вперед, опустив голову.

Дорожное покрытие было теперь ровнехоньким — автомагистраль как-никак. Мелькнул джип Мейджора, блеснули холодно его зеркальные очки, а затем толпа снова сомкнулась. Теперь зрители стояли в некотором отдалении — шоссе было четырехполосным, или пятиполосным, если считать газонную линию безопасности посередине.

Гэррети сразу же направился к ней и пошел по коротко остриженной траве, чувствуя, как роса просачивается сквозь дыры в его побитых ботинках, оставляет влажные следы на его штанах. Кому-то выдали предупреждение. Автомагистраль простиралась вперед, плоская и однообразная — просто две бетонные полосы, разделенные зеленой вставкой и залитые белым светом натриевых фонарей. Тени Идущих были резкими, четкими и такими длинными, словно это летняя луна освещала все вокруг.

Гэррети достал флягу, открутил колпачок, сделал пару хороших глотков, закрутил колпачок и снова погрузился в полудрёму. Восемьдесят, может восемьдесят четыре мили до Огасты. Влажная роса на траве так успокаивает...

Он споткнулся, едва не упав, и сразу проснулся. Какой-то идиот высадил сосны прямо посреди газона. Понятно, что сосна — символ штата, но это, кажется, уже слишком. Неужели они правда думают, что кто-то будет ходить по траве, если в ней...

Но им это, конечно, и в голову не пришло.