Долгий путь

Арфу он поставил между колен и начал перебирать немногочисленные струны – без особого искусства, давая скорее просто звуки, нежели музыку; но здесь, в этом полумраке, наполовину под землей, звуки производили какое-то особое впечатление на слушателей. Лица у них дрогнули, глаза с мольбой обратились на музыканта, по спине забегали мурашки. Что это такое? Хрупкий неведомый мир плыл им навстречу, срываясь со струн, мир непонятный, заставлявший сердце сжиматься, а глаза гореть.

Держа их таким образом во власти своих чар, старик, с поникшей на грудь головой и померкшими очами, задумался, словно улетел мыслями куда-то далеко-далеко. Наконец он встал и пропел песню, одну-единственную, полную загадочной мудрости. Он стоял, выпрямившись во весь рост, и пел, как все скальды, протяжно, громко и проникновенно:

В свете нет равнойКрепости древней,Стене многомильной.Счета нет льдистымГребням с зубцами,Что в небо вонзились.Козы на кручах,Тучи под ними,Орлы реют ниже.Разных два мираСмотрят на крепость;Мир первый – мир стужи.Залитый солнцем,В далях прозрачныхДругой из них тает,Лезет на льдины

Белый, лохматыйМедведь за тюленем;Ярки сполохи,Быстры олени —Гоняет их холод.Хоботом длиннымСлон, как рукою,Плод пальмы срывает.Грифы же сытыРебрами негров,Растерзанных львами.Строивший крепостьСтроил, чтоб вечноТвердыней стояла,Стражем на граниСевера с югом,Миров двух различных.Умное племяДержится молча

В середке меж ними.Каплют капелиВ диких ущельяхИ реки рождают.Темные елиСтонут от ветраНа северном гребне.К югу – ворота,Солнечный выход,С лазурною аркой.Север не нужен,Юг не заманчив,Просторней в середке.Птицами взвейтесь,Ройтесь кротами,Ползите, как черви, —Не миновать вамКрепости древней —

Стена путь закроет.Северный отпрыскБольше, чем солнцем,Питаем надеждой!Детям же Нила,Что даст им север?Умрет странник нищим!Смехом злораднымВстретит гиенаПришельцев несчастья.Видел всегда яТучным туземцаИ тощим пришельца.Тщетно пытатьсяМестом менятьсяМирам разделенным.Древней преградыНе миновать им —Стена путь закроет!

Норне-Гест умолк, и воцарилась тишина. Все сознавали благоговейно, что слышали поучение, и каждому казалось, что он получил иносказательный ответ на заданный им вопрос. Особенно интересно было упоминание о столь многих невиданных зверях. Песня несомненно была очень хороша, и праздник много выиграл от нее. Бойерик весь пылал; крепость, о которой он спрашивал, стояла перед ним, упираясь ледяными зубцами в небо! У него была отличная память, и он с одного раза запомнил всю песню слово в слово и не забыл до будущих времен, когда смысл ее вполне ему открылся.

Рабы, подававшие кушанья, принесли воду для мытья рук, и все встали их-за стола. Держа тазы, рабы косились на кучу костей в углу; она была изрядной высоты, и это была их доля.

Да, за сараями и навозными кучами, на лужайке, отведенной для рабов, тоже готовились к праздничному ужину. Варили похлебку из костей, сдабривая ее для навара жабами и другими гадами из пруда; в котле помешивали большой костью, и у всех слюнки текли от предвкушения удовольствия. Здесь тоже пелась своя песня; когда варево перекипало через край и с шипением лилось на огонь, рабы, сблизив головы вместе, припевали утробными голосами:

Буль-буль,Пфф!Жидок наш суп!От сала и медаЖиреют бонды!Мешайте больше —Жидкое пивоСтанет гуще!Буль-буль!Не все для бондовВарить нам,Пальцы сжигая,Шпарить богатых добычу!Буль-буль!Пфф!..