«И что тогда? – отвечала она вопросом, глядя в его тревожные глаза. – Они с Анни должны сами с этим разобраться. Он проходит реабилитацию, и у него есть собственный психотерапевт. Он делает то, что должен делать. Отпустите его. Оставайтесь на своей стороне улицы».
И она видела, что ее слова доходят до Гамаша. Но еще она знала, что этот разговор будет повторяться и повторяться. Потому что его страхи были иррациональны. Лежали вне области разума.
Однако прогресс, несомненно, был. Настанет день – и Арман преодолеет себя. И тогда обретет покой.
А эта деревня – лучшее место для обретения покоя. Так думала Мирна, глядя, как этот крупный человек, сидящий на скамье, открывает книгу, надевает очки и начинает читать сначала.
Они все приехали сюда, чтобы начать сначала.
Арман Гамаш читал. Читал недолго. Но даже те немногие слова, что он успел прочитать, успокоили его. Потом, как и в любой из предыдущих дней, он закрыл книгу, снял очки и обвел взглядом деревню, подернутый дымкой лес и горы за ним.
Вокруг него распростерся мир. Мир, полный красоты, любви и доброты. А также жестокости и убийц, насилия, замышляемого и совершаемого в эти самые мгновения.
Питер ушел – и мир поглотил его.
И этот мир наступал. Приближался. Обгрызал края деревни.
Гамаш почувствовал, как по телу побежали мурашки, и неожиданно им овладело непреодолимое желание встать. Идти. Сделать что-нибудь. Остановить наступление. То, что он чувствовал, было за гранью разумного, настолько мощным оказалось побуждение к действию.
Он ухватился за край скамьи, закрыл глаза и сделал то, чему его научила Мирна.
Глубоко вздохнул. Вдох. Выдох.
«И не просто дышать, – услышал он ее спокойный, мелодичный голос. – Вдохнуть. Почувствовать все запахи. Услышать звуки. Звуки настоящего мира. А не того, который вы себе выдумываете».
Он вдохнул, ощутил запах соснового леса и влажной земли. Почувствовал на своих щеках свежую прохладу утреннего воздуха. Услышал донесшееся издалека щенячье тявканье. И он последовал назад, к источнику этого звука. Щенок провел его сквозь вой, визг и сигналы тревоги в голове.
Он держался за этот звук. И запахи. Как его научила Мирна.
«Следуйте за всем, за чем только можете, – советовала она ему. – Назад к реальности. Дальше от края».
И он следовал.
Глубокий вдох. Скошенная трава, свежее сено у обочины. Полный выдох.
Наконец, когда сигналы тревоги стихли и сердце перестало бешено колотиться, ему показалось, что он слышит и сам лес. Листья не шелестели, а шептали ему. Говорили, что он сумел добраться. Он дома. В безопасности.
Гамаш отпустил край скамьи, откинулся назад и снова почувствовал благодать, исходящую от леса и от этих слов.
Глубокий вдох. Полный выдох.
Он открыл глаза и увидел деревню, раскинувшуюся перед ним.
Его снова спасли. Он удивился собственной радости.
Но что случилось бы, если бы он ушел? И вернулся в тот мир, который (кому и знать, как не ему?) не был всего лишь плодом его воображения?
Мирна Ландерс медленно отвернулась от окна.
Каждое утро она видела, как читает Арман. А потом убирает свою таинственную книжицу и смотрит вдаль.
И каждое утро она видела приближающихся демонов, которые роились вокруг него, находили путь внутрь. Через его голову, через его мысли. Захватывали его сердце. Она видела, как им завладевает ужас. И как Арман прогоняет его.
Каждое утро она вставала, готовила кофе и становилась у окна, наблюдая. Отходила, только увидев, что его борьба успешно завершилась.
Клара поставила кружку с кофе, чтобы не грохнуть ее. Затолкала последний кусок тоста в рот, чтобы и его не уронить.
Она во все глаза смотрела на картину Питера. Позволяла мыслям перепрыгивать с одного образа на другой, пока они не привели ее к тому же выводу, который подсказала ей несколько минут назад ее интуиция.
Это было невозможно. Видимо, она прыгнула не в том направлении. Соединила несоединимое. Она уселась поудобнее и уставилась на мольберт.
Неужели Питер пытался им что-то сказать?
Мирна намазала на булочку толстый слой золотистого повидла. Потом подцепила ножом малиновый джем и добавила его к повидлу. Ее собственное изобретение. «Мавидло». Пусть кому-то это покажется нелепым, но великие кулинарные открытия всегда поначалу кажутся такими. «Не обращай внимания на то, что говорят повара», – сказала она себе, вонзая в булочку зубы. Любая вкусная еда имела такой вид, будто кто-то уронил тарелку.
Мирна улыбнулась, посмотрев на собственный «цветовой круг», и вспомнила ребенка Марианны и картины в спальне. Именно так выглядела ее булочка. Похожая палитра использовалась для создания тех блестящих – вовсе не с точки зрения их художественных достоинств – картин.
Как назвала Рут первые работы Клары? Собачьим завтраком?
– Собачий завтрак.
Мирна приветственно подняла булочку, потом откусила кусочек и начала жевать.
Постепенно ее челюсти двигались все медленнее и медленнее. Она уставилась в окно.
Ее мысли, поначалу неспешные, ускорились. Наконец помчались к совершенно неожиданному заключению.
Но это было невозможно. Или нет?
Она проглотила прожеванный кусок.