Долгий путь домой

Юный Питер тоже мечтал об освобождении. И картины на стенах того мрачного дома были его путем к свободе. Поскольку он не мог убежать в картины, он совершил максимальное приближение к невозможному.

Питер стал художником. Невзирая на возражения семьи. Хотя в одном его семья все же преуспела: они лишили его душу яркости и творческого начала, и потому его искусство стало хотя и привлекательным, но предсказуемым. Безопасным. Выцветшим.

Гамаш разглядывал картины на стенах галереи. Упивался яркими красками. Вихрящимися и плавными мазками кисти. И пейзажами, столь душевными и естественными.

Питер созерцал те же картины. А после исчез.

На мгновение Арман Гамаш допустил, что Питер нашел то волшебство, которое искал с таким отчаянием, и действительно затерялся в одной из этих картин.

Он наклонился к картине, всматриваясь в человека с лампой. Не Питер ли это? Направляется к дому?

Гамаш усмехнулся. Нет, конечно. Это Бэ-Сен-Поль, а не Сумеречная зона.

– Не поэтому ли Питер приехал в Бэ-Сен-Поль? – спросил Гамаш, показывая на картины.

Шартран покачал головой:

– Мне кажется, картины были приятным дополнением, а не главной причиной.

– А в чем причина?

– Похоже, он искал что-то.

– Что-то?

– Что-то или кого-то. Или и то и другое. Не знаю, – ответил Шартран.

– Почему вы не сказали нам об этом вчера?

– Да я и думать забыл. Питер был для меня всего лишь знакомым, и ничем больше. Еще один художник, который приехал в Шарлевуа в поисках вдохновения. В надежде, что виды, послужившие вдохновением для них, – он показал на картины на стенах, – вдохновят и его.

– Что муза Ганьона найдет его и сыграет с ним в ту же игру, – добавил Гамаш.

Шартран на секунду задумался:

– Вы считаете, что его нет в живых?

– Понимаете, человеку очень трудно просто взять и исчезнуть. Гораздо труднее, чем мы думаем, пока не попытаемся сами, – сказал Гамаш.

– Тогда как это делается?

– Есть только один способ. Нужно покинуть этот мир.

– То есть умереть?

– Наверное, можно и так, но я говорю о том, чтобы совершенно уйти от общества. Поселиться на острове. Уйти в лесную чащу. Питаться тем, что дает земля.

Шартрану явно стало неуютно:

– Присоединиться к какой-нибудь общине?

– Ну, общины в наши дни довольно сложно организованы. – Гамаш внимательно взглянул на Шартрана. – Что вы имели в виду?

– Когда Питер впервые появился в галерее, он спрашивал о человеке по имени Норман. Я понятия не имел, кто это, но пообещал навести справки.

– Норман? – переспросил Гамаш. Имя показалось ему знакомым. – И что вам удалось узнать?

– Ничего полезного.

– Но что-то вы все же узнали? – надавил Гамаш.

– Был один человек, который организовал колонию художников в лесу, но звали его не Норман. Его звали Ноу Ман[73].

– Ноуман?

– Ноу Ман.

Они уставились друг на друга, повторяя практически одно и то же. Почти одно и то же.

Наконец Шартран написал имя на бумажке, Гамаш посмотрел и кивнул. Он понял, хотя его недоумение усилилось.

Ноу Ман.

Клара и Мирна спустились через несколько минут, за ними последовал Жан Ги.

– Ноу Ман? – спросила Мирна.

Они вышли из галереи и направились по узкой улочке к ближайшему кафе, чтобы позавтракать.

– Ноу Ман, – подтвердил Шартран.

– Как странно, – сказала Клара.

Бовуар не понял, что ее так удивило. Большинство художников, которых он встречал, были запредельно странными. Назвать их просто странными означало ничего не сказать. Клара, с ее растрепанными волосами, в которых застревали кусочки еды, и с ее «Воинственными матками», была одной из самых нормальных представителей этого племени.

Питер Морроу, с его застегнутыми на все пуговицы рубашками и неизменным спокойствием, почти наверняка был самым безумным из всех.

– Питер не искал человека по имени Ноу Ман. Он пытался отыскать некоего Нормана, – сказал Шартран.

– И ему удалось? – спросила Клара.

– Мне об этом неизвестно.

Они пришли в небольшой ресторанчик и сели за столик внутри. По просьбе Гамаша Шартран отвел их в местное заведение, где иногда ел и Питер.

– Oui, я его знала, – ответила официантка, когда ей показали фотографию Питера. – Яйца на хорошо поджаренном тосте. Без бекона. Черный кофе.

Она, похоже, одобряла такой спартанский завтрак.

– С ним бывал кто-нибудь еще? – спросила Клара.

– Нет, он всегда приходил один, – ответила официантка. – Что будете заказывать?

Жан Ги заказал «Специальное туристическое». Два яйца и жаркое ассорти из всевозможного мяса, какое только найдется.

Шартран заказал яичницу.

Остальные – блинчики с голубикой и бекон.

Когда официантка принесла еду, Гамаш спросил, не знает ли она человека по имени Норман.

– Это имя или фамилия? – осведомилась она, доливая кофе.

– Мы не знаем.

– Non, – сказала она и ушла.

– Питер не говорил, откуда он узнал про этого Нормана? – спросил Жан Ги.

Шартран покачал головой:

– Я его не спрашивал.

– Вам не вспоминается какой-нибудь Норман в жизни Питера? – спросил Гамаш у Клары. – Может быть, друг? Художник, которым он восхищался?

– Да я уже думала, – ответила она. – Мне это имя ничего не говорит.

– А при чем тут Ноу Ман? – поинтересовался Жан Ги.