Долгий путь домой

Тогда они развернулись и поспешили к пирсу, куда уже приближался «Морской волк».

Гамаш, хорошо знавший побережье, спросил себя, понимает ли Клара, где они оказались.

Глава тридцать четвертая

На корабле оставались лишь две каюты. Адмиральская и капитанская.

Было решено, что женщины займут капитанскую, а трое мужчин – адмиральскую, поскольку она должна быть больше капитанской.

Они показали фотографию Питера капитану порта, кассиру, старшему стюарду, какой-то женщине, которую они приняли за служащую, но которая оказалась пассажиркой.

Никто из них не узнал Питера.

– Может быть, он добирался и не по реке, – предположила Мирна. – Мы ведь не уточнили у пилота.

Клара задумалась, держа в одной руке сумку, а в другой – слегка потертую фотографию Питера. Мирна обещала больше не показывать старую фотографию из ежегодника.

– И все же пилот узнал Питера на фотографии, – сказала Мирна. – Хотя я не понимаю как. Большая часть его лица спрятана за облачком дыма.

Кроме одного острого глаза, подумал Гамаш. Не глаза художника, а хитрого, оценивающего глаза. Глаза его матери.

Что-то в разговоре с молодым пилотом не давало покоя Гамашу. И по-видимому, Мирна тоже это ощущала. Казалось странным, что молодой парнишка, признавший, что считает своих пассажиров товаром, узнал Питера по старой фотографии из ежегодника.

Однако он узнал Клару, а значит, у него был острый взгляд на лица.

– Я думаю, если кто его и узнает, – Клара подняла руку с недавней фотографией Питера, – то кто-то из моряков, который видел, как Питер расхаживает по палубе. Не капитан корабля и не капитан порта.

– Хорошая мысль, – поддержал ее Гамаш.

И Клара оказалась права. Если стюард, который проводил женщин в капитанскую каюту, не узнал человека на фотографии, то стюард, провожавший мужчин, узнал.

– Он купил билет на одно спальное место, – сообщил стюард. – И всех сторонился.

– Как же вы его запомнили? – спросил Жан Ги, следуя за ним по тускло освещенному, узкому коридору.

Кораблику явно было далеко до «Куин Мэри».

– Я за ним приглядывал.

– Почему? – спросил Бовуар.

– Боялся, что он спрыгнет за борт.

Услышав это, они остановились посреди коридора.

– Что вы имеете в виду? – спросил Гамаш.

– Люди иногда прыгают, – ответил молодой стюард. Он был невысокий, гибкий. Говорил с сильным испанским акцентом. – Особенно такие тихие. А он был тихий. Замкнутый в себе.

Они двинулись дальше по коридору, а потом, к их удивлению, спустились на два пролета трапа.

– Большинство пассажиров радуются речному путешествию. Общаются. Знакомятся. Заниматься тут особо нечем, ну и начинают завязывать дружбу. Ваш парень вел себя иначе. Он другой.

– И вы думаете, он собирался прыгнуть? – спросил Гамаш.

– Не-а. Он был в порядке. Просто другой.

Опять это слово. Питер Морроу, всю свою жизнь пытавшийся не выделяться, в конечном счете оказался «другим».

– А где он сошел? – спросил Жан Ги.

– Не помню.

Они добрались до адмиральской каюты. Стюард открыл дверь и замер, держа руку ладонью вверх.

Бовуар проигнорировал его, но Гамаш дал стюарду двадцатку.

– Двадцать долларов, patron? Вы что? – вполголоса спросил Бовуар.

– А кто, по-твоему, будет распределять места в спасательной шлюпке?

– А-а.

– Вот тебе и «а-а», – сказал Гамаш.

Они вошли в каюту. Почти вошли. Втроем они едва умещались стоя, а как им лечь – это было совершенно неясно.

– Адмиральская каюта? Это какая-то ошибка, – пробормотал Шартран, пытаясь повернуться так, чтобы не задеть остальных.

– Тут наверняка произошел мятеж, – сказал Бовуар.

Гамаш вскинул брови. Все это выглядело очень похоже на какой-нибудь бриг. И пахло как в сортире. Они оказались в чреве корабля.

«Морской волк» накренился и отчалил от пристани.

– Приятного путешествия, – сказал стюард, закрывая дверь.

В маленький иллюминатор они увидели, как уходит вдаль земля.

Мирна повернула краны и сунула руку под струю воды, чтобы убедиться, что температура подходящая. Аромат лаванды от пены для ванн наполнил ванную, отделанную красным деревом.

Были зажжены свечи, и стюард принес два крепких капучино, корзиночку с теплыми круассанами и джем.

Немного ранее позвонил Арман и сообщил, что их стюард определенно опознал Питера. Клара почувствовала облегчение и решила, что может позволить себе расслабиться.

Она отщипнула кусочек рассыпчатого круассана и уселась на диване.

Они продвигались к цели.

Через дверь в другом конце каюты Клара видела Мирну, погрузившуюся в медную ванну. Пузырьки пены образовали на ее теле пенные горы и долины.

– Я смотрю, твой корабль наконец-то пришел, – сказала Клара, услышав, как Мирна напевает «Что нам делать с пьяным моряком?»[94].

– Я прирожденный моряк, – ответила та.

Пока Мирна принимала ванну, Клара попивала капучино и наблюдала сквозь большой иллюминатор «Морского волка», как проплывают мимо густые старые леса и бухточки.

Жан Ги и Арман стояли, опершись на фальшборт «Морского волка». Корабль шел прямо против волны, и оба они смотрели на воду, почти загипнотизированные ритмическим движением. Нос корабля то поднимался, то падал, разрезая волны и посылая мелкие брызги им в лицо.