Я волнительно прохожу на свое место, которое ты определил мне рядом со столом. Да, мы проходили это зелье с тобой тысячу раз, обговаривали места, где я теоретически могу ошибиться или напутать... но на репетициях же не было сотен людей!
Мамочки, во что я ввязался...
- Это было ужасно... - расстроенно говорю я тебе, спускаясь с лестницы.
- Я чуть не разбил колбу с конденсатом.
- Но все равно, это было стыдно.
- Ты ведь не серьезно, - смотрю я на тебя удивленно. С твоей любовью к порядку и идеальной дисциплине ожидать какой-либо оценки, нежели «неплохо» - это... я не знаю, это вообще невозможно. А тут... «Очень хорошо»?
- Северус, у тебя температуры нет? - я тянусь через стол, чтобы потрогать твой лоб. - От тебя же таких слов...
Я обнаруживаю, что щеки заливает румянец. Ты меня похвалил за что-то, что не относится к ведению хозяйства или... да что уж там, к сексуальной составляющей нашего партнерства. Это дико приятно, и я тщетно борюсь с желанием обнять тебя и начать целовать.
- Да...
Я с восторгом поднимаюсь со своего места и опускаюсь к тебе на колени, обнимая за шею и обезоруживающе целуя в губы, чтобы ты не начал возражать или говорить, что «не настолько близко»...
- Прости, что я такой ребенок. Я тебя люблю, - я целую тебя в колючую щеку и радостно смеюсь, поглаживая такие любимые плечи.
- Я знаю. Поэтому и не извиняюсь слишком старательно.
- Хорошо, - я улыбаюсь и киваю. Может, после первого симпозиума у меня все-таки получится упросить тебя заняться со мной сексом в лаборатории?
Глава 20.
Список сбыточно-несбыточно-желанного.
Я избегаю тебя целый день, отсев подальше за обедом, отказавшись от завтрака под благовидным предлогом, сославшись на срочный визит в Гринготтс, ухожу на весь день... но ночью мне больше не удастся увернуться от тебя, и тебе придется узнать, что... я простудился.
Да, да, очень глупо. Мне уже двадцать три года, а я все еще могу простудиться от какой-то глупой прогулки под дождем. Конечно, рядом с тобой я еще не болел, но за свою жизнь успел поваляться в кровати и на кушетке порядочно, хоть даже в Хогвартсе. И я знаю, что становлюсь капризным, сопливым и ужасно горячим существом, потому что температура у меня поднимается неизменно высокая, и иногда я даже брежу. Дадлик любил, помню, над этим издеваться и повторять за мной писклявым дурным голосом «Мама, мамочка».
Да, вечером от тебя спрятаться никуда не получится, а это значит, что... я опять боюсь. Я боюсь, что ты не захочешь со мной возиться, что ты сунешь мне зелье, от которого станет сразу лучше, потому что ты лучший Зельевар... и не обратишь на мою болезнь никакого внимания. Или скажешь мне сварить зелье самому. Или... или вообще промолчишь. Это - страшнее всего.
Поэтому я прихожу вечером и усиленно стараюсь не шмыгать носом, чтобы продлить себе неведение относительно твоей реакции.