Долгое дело

Через десять минут она уже написала. Рябинин взял лист, испещренный словами, как черновик великого писателя. "Гражданин Лахно! Вы считаете, что осуждать вас нельзя... Да? Вы обманывали женщин, обманывали жену, и у вас хватает совести обращаться в государственный орган! Ну как же вам не стыдно! А на телепатию вы думаете потому, что ничего не знаете о любви. Сердца влюбленных устроены так, что на стук одного ответным ударом отзывается другое. Уж поверьте мне, как женщине..."

Рябинин засмеялся. Лида выхватила бумагу, брызнув волосами ему в лицо:

– Плохо, да?

– Если подредактировать...

– А смеешься?

– Представил удивление Лахно, узнавшего, что Рябинин – это женщина.

– Да?

Лида перечла ответ, тоже засмеялась, растерзала его на мелкие клочки и посыпала ими голову мужа, как снегом.

– Идем, чай заварился...

Чай заварился. Рябинин вдохнул, определяя номер тридцать шесть, первый сорт, черный, байховый. Теперь можно отпить, расслабляясь от жара и аромата. Прокурор заговорил о счастье... Рябинин знает сотни счастливых состояний. Вот еще... Счастье – это пить с Лидой чай тридцать шестого номера, первого сорта, черный, байховый. Может быть, счастливой называют ту жизнь, которая и состоит из сотни этих состояний?

– Сережа, а я верю, что твоя колдунья чем-то обладает, – вернулась Лида к его рассказу о сеансе Калязиной.

Он и не сомневался, что поверит... Потихоньку от него Лида не то чтобы верила, а на всякий случай допускала вещие сны, приметы, гороскопы...

– А мне нужны доказательства.

– Сережа, их и не будет.

– Как в церкви?

– Есть какие-то другие силы...

– Есть только сила разума.

– Сережа, писатели часто описывают случаи телепатии, ясновиденья, озарения... А ведь они большие психологи...

– Писатели лишь описывают, ничего не доказывая.

– А как же в войну жены по письмам узнавали о несчастье, хотя мужья об этом и не сообщали?

– Видимо, письмо отличалось от предыдущих. Значит, муж что-то скрывает. А что можно скрывать на фронте? Только рану.

– Сережа, мы верим в народные приметы, в предсказанье погоды, в лечение травами... Мы верим в народную мудрость. А ведь народ признает передачу мыслей на расстояние. Почему же мы тут ему не верим?

– А кто тебе сказал, что народ признает? Какая-нибудь бабушка...

Рябинин взялся за третью чашку. Говорили, что пить много чая нельзя. Нагрузка на сердце, кофеин, какие-то пурины... Но он знал, что будет пить до тех пор, пока у Лиды не иссякнут ее заманчивые вопросы. Странно, что многие люди ищут счастья или ломают голову над его смыслом. Оно же просто и везде... Счастье – это когда отвечаешь на бесконечные вопросы жены и пьешь бесконечный чай.

– Сережа, ты считаешь меня дурочкой?

– Ага.

– Да?

– Женщина должна быть дурочкой, но не дурой.

– А вот сейчас тебя проверим... Лектор, артист, докладчик, какой-нибудь выступающий часто волнуется. Почему?

– Естественно, они допускают срыв, ошибку...

– Нет, не допускают. Выступали не раз, подготовлены. Я видела пожилого полковника, героя войны, а перед выступлением не знал, куда руки деть. Почему?

– Ну и почему?

– Теперь, Сереженька, ответь, только честно... В столовой ты сядешь за пустой стол или где обедает человек?

– За пустой.

– Подошли два лифта... Ты войдешь в тот, в который сел человек, или в свободный?

– В свободный.

– Смотришь ли ты в глаза пассажирам?

– Как-то неудобно... Но все это легко объяснить моим характером.

– Так поступают почти все. Кстати, пассажиры смотрят тебе в глаза?

– Редкие...

– А преступник смотрит?

– Чаще всего в пол.

– Выступающему ничего не грозит, второй человек за столом или в лифте не помешает, в глаза, казалось бы, можно смотреть... А мы избегаем или волнуемся, Сереженька, в чем же дело?

– Ну и в чем? – Ему хотелось узнать ее ответ, да и своего он пока не имел.

– Есть какая-то сила, которой мы действуем друг на друга...

Она уже не пила чай, а сидела чуть сжавшись, округлив глаза, косясь на давно потемневшее окно, словно эта сила растворилась в теплой августовской ночи.

– Возможно, и есть, – согласился Рябинин, – но нужны и другие доказательства.

– Колбочки, синхрофазотроны, да?

– А ведь есть одно бесспорное доказательство этой силы, – улыбнулся Рябинин.

– Я знаю, – вспыхнула она, сбрасывая таинственность и слегка розовея.

– Любовь, – все-таки сказал он.

– Я знаю. – Теперь Лида вспыхнула сердито, вскинув голову и полоснув волосами по столу, потому что о любви хотела сказать сама.

И промелькнуло... Промелькнуло, но не исчезло, поскольку уже приходило: зачем искать смысл жизни, когда есть счастье? Да это не одно ли и то же?

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Наблюдая за людьми и животными, наблюдая за собой, я давно пришел к выводу, что у человека нет таких чувств, которые не были бы в зачатке у животных. Вернее, так: все наши самые высокие чувства имеют в конечном счете биологическую основу, запрятанную в подкорке. Страх, любовь, дружба и даже совесть... И только разума никто не имеет, кроме человека. Поэтому я всегда молился на человеческий интеллект, не зная ничего прекраснее. Но иногда меня берут сомнения – интеллектом ли единым жив человек?