- Женщина сквасила его взглядом.
Они ждали ее смеха или хотя бы улыбки. Но, помолчав, Анна Григорьевна задумчиво согласилась:
- Глаз бывает очень вредный. В нашем селе Перерытое жила тетка Баиха. Посмотрит на ведро парного молока - и все, простокваша. Глянет на четверть самогона - и все, можно не пить, в нем ни одного градуса не осталось. Лягушек взглядом убивала...
- Вредный пережиток, - не выдержал Леденцов.
Петельников воззрился на рыжую копну волос.
- Я к тому, товарищ капитан, что, допустим, ведро можно сквасить и взглядом, а цистерну литров на пятьсот взгляд одного человека не возьмет.
- Могли плохо и вымыть, - заметила хозяйка.
- А Калязина покупала молоко до прихода в прокуратуру, уже зная, что оно кислое, - добавила Кашина.
Петельников опустил руку в карман, достал несколько фотографий Калязиной и рассыпал из перед Анной Григорьевной:
- Видели эту женщину?
- Нет.
- Молоко она когда-нибудь брала?
- Не запомнилась.
Хозяйка виновато оглядела гостей, которых ей так не хотелось огорчать.
- Анна Григорьевна, я потом запишу рецептик этого печенья? - спросила Кашина.
- Ради бога...
Тут Петельников обратил внимание на это печенье, которого в громадном блюде осталось несколько штучек. Леденцов жевал его с праздничным воодушевлением.
- Корица-то вредна, - буркнул ему Петельников.
- А что от нее?
- Корой покроешься.
- Пусть кушает, я еще принесу.
- Ему уже хватит. Анна Григорьевна, вспомните какие-нибудь детали того дня, которые показались вам необычными.
- Да нет таких деталей...
- Тогда расскажите подробно, как шла торговля.
- Обыкновенно. Стоит очередь, я наливаю в бидоны, получаю деньги... Бывает, что у меня нет сдачи. Тогда покупатель идет менять в булочную или ждет, пока я насобираю рублей. Ну случается, краник заедает. Беру молоточек, стукну раз... Чей-нибудь бидон пролью, бывает... А что еще?
Петельников вздохнул. Хозяйка опять виновато поежилась от неумения им угодить.
- Анна Григорьевна, абажур сами делали? - обрадовалась Кашина.
- Все сама, кроме каркаса, - тоже обрадовалась хозяйка, уходя от непонятной для нее беседы.
- Очень мило...
- Товарищ капитан, разрешите задать хозяюшке вопросик?
- Пусть парнишка разузнает, - поддержала она.
Петельников кивнул.
- Анна Григорьевна, погода какая стояла?
- Тепло было, не по-осеннему.
- А в чем вы были одеты?
- Юбка, курточка, а сверху белый халат...
Петельников и Кашина переглянулись. Леденцов это заметил и быстро проговорил:
- В нашем деле важны мелочи, товарищ капитан.
- Правильно, об этом и в кино показывают, - подтвердила хозяйка, всплеснула руками и суетливо зачастила: - Вспомнила, господи! Часов этак в одиннадцать подходил задумчивый мужчина в очках, выпил стакан молока и сильно огорчился, что первая цистерна скисла. Все спрашивал, как да почему...
- Какой он из себя? - оживился Леденцов, хватаясь за вздыбленный чуб.
- Это Рябинин, - вставил Петельников.
- Вопрос снимается. А в тот день краник заедало?
- Да его на дню несколько раз заедает.
- Постукивали?
- Постукивала.
- А молоточек где лежал?
- На цистерне, пломбу там я срывала.
- За молоточком сами лазали?
Анна Григорьевна задумалась:
- Мне-то некогда. Кого-то просила... А-а, мужчина поднялся.
- Не женщина?
- Нет-нет.
- Это было до скисания или после?
- До, еще до.
- Какой мужчина из себя?
- Нормальный, как и все.
- Шатен, брюнет или как я? Одет в плащ, в полупальто или в мужской брючный костюм?
- Когда я торгую, то от всего отрешена. Знаю, что мужчина лазил, а глаз на него и не поднимала.
- Лимит вопросов исчерпан, - успокоился Леденцов, посматривая на пустое блюдо.
- Спасибо, Анна Григорьевна, - поблагодарил Петельников, уже отодвигаясь от стола. - Последний вопрос: молоток лежал на крышке цистерны?
- Да.
- А она была открыта?
- Прикрыта.
- Ее можно было приподнять?
- Можно...
- Вилена, бери рецепт печенья. Испечешь - пригласи Анну Григорьевну и меня с Леденцовым. Только для Леденцова пеки этой сдобы пару ведер.
В прихожей, надевая плащ, Петельников вполголоса похвалил:
- Молодец, Леденцов.
- Нас же интересует не мужчина, а Калязина.
- Неизвестно, что нас интересует.
- Вы, товарищ капитан, считаете, что я дурак, которого сразу видно. А меня сразу не видно. У меня такой стиль - работать под дурачка.
- Иногда ты уж слишком вживаешься в образ.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Сны бывают фантастические, глупейшие, бессвязные, кошмарные, интересные... А бывает сон цельный, какой-то художественный, с началом и концом, как небольшой рассказ...
Якобы хватают меня с двух сторон ангел и сатана (уж не Калязина ли телепнула мне этот сон?). Ангел тащит в свою сторону, а дьявол в свою. Я упираюсь, что-то объясняю... Скажу приятное ангелу - он меня тянет; скажу приятное черту - он волокет. Я их не боюсь. Они вроде бы мне знакомы, только один светленький, а второй черненький.
И все-таки черт перетянул. Захихикал, затрясся и зачастил: "Поджарю тебя, поджарю..." А я ставлю ему условие: "Только не на маргарине, а на сливочном".
Вот какой я храбрый - во сне.