Долгое дело

Однажды Рябинина удивило известное выражение "волосы, зачесанные назад". Разве можно зачесывать вперед? Оказывается, можно: у коменданта была темная косая челка. В черном дешевеньком костюме, - а он ходил только в черных костюмах, - говорили, что комендант где-то когда-то закупил их штук двадцать, якобы сшитых на покойников. В синих носках, всегда в синих, говорили, что после войны он где-то купил тюк белый нитяных носков и до сих пор красил их дома в синий цвет.

- Про эту-то, которая в сквере денежки выманила, газета пропечатала, опять сообщил комендант.

- Какая газета?

- Вчерашняя "Вечерка".

Вчерашняя "Вечерка", еще не читанная, лежала в портфеле. Рябинин извлек ее, сразу отыскал заметку и начал читать...

Тихие, еще далекие, как загоризонтные громы, услышал он стуки в висках. Злость, она. Стуки крепли, шли уже по груди, стягивая там все тяжелой щемящей силой, словно на нее давила земля. Злость. Она полегоньку пройдет, и грудь отпустит. Нет, не отпустит, пока он...

Александр Иванович, освободившись от новостей, ушел скраденными шажками - только белесой синью мелькнули недокрашенные носки.

Рябинин снял трубку и набрал номер: надо бы поехать, чтобы лицом к лицу, но в груди стучало, и он боялся, что не довезет этого стука.

- Мне, пожалуйста, Холстянникову.

- Я слушаю.

- Здравствуйте, говорит следователь Рябинин.

- А-а, здравствуйте, - обрадовалась она. - Наверное, прочли мою статью?

- Прочел, - угрюмо согласился Рябинин.

- Ну и как? - почти кокетливо спросила Холстянникова.

Он не знал ее имени - тогда, у него в кабинете, она представилась официально: корреспондент Холстянникова. Молодая, высокая, в джинсовом брючном костюме, синевато-дерюжном, как носки Александра Ивановича. Впрочем, этот костюм мог называться как-нибудь иначе, ибо брюки были окорочены, с какими-то широкими манжетами, которые лежали на высоченных блестящих сапогах, и Рябинину все казалось, что за окном ее ждет привязанная лошадь.

- Как говорится, у вас бойкое перо, - промямлил он.

- Правда? - обрадовалась корреспондентка.

- Я хотел спросить о другом...

- Пожалуйста.

- Скажите, что вы цените в женщине?

- Многое, - не удивилась она вопросу. - Интеллект, красоту, энергию, грацию... Что еще?

- Вы забыли самое главное женское качество.

- Умение любить?

- Важнее.

- Верность?

- Нет.

- Обаятельность?

- Неужели в детстве у ваших кукол не отрывались ручки-ножки? - глухо спросил Рябинин.

- А-а, - рассмеялась она. - Умение шить?

- Нет, жалость.

- Ради этого сообщения вы и звоните? - уже без смеха спросила она.

"Сообщения". Это о жалости, которая дороже красоты, энергии и грации... Есть-таки у корреспондентки верховая лошадь с седлом, стременами и этими... шпорами.

- Звоню, чтобы рассказать случай. Лет десять назад я отстал от поезда и очутился без денег и документов. Знаете, кто меня выручил?

- Кто? - спросила она, уже что-то подозревая.

- Простофили и ротозеи.

- Но как явление...

- И не спросили ни документов, ни справок, - перебил он. - Поверили на слово.

- Вы что ж, оправдываете простофиль?

- Да это же хорошие люди с открытой душой! - прорвало Рябинина.

- Странно слышать от следователя...

- Вам бы в статье воспеть этих людей, которые отозвались на беду незнакомого человека!

- Извините, но учить меня не стоит, - отрезала она. Рябинин перевел дух, хотя он не взбирался на гору, а говорил в трубку чуть повышенным тоном. Тяжело задышала и корреспондентка, словно только что соскочила со своей лошади.

- Я напишу официальное письмо главному редактору, - сказал Рябинин.

- Представляю, как вы мягкотело обращаетесь со своими преступниками, усмехнулась она.

- А я представляю, как в детстве вы отрывали ручки своим куклам...

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Предложи мне перед тяжким испытанием выбор товарища - хитрюгу или простофилю, - я выберу простофилю. Возможно, хитрюга ловчее бы миновал пули и взрывы, расщелины и топи... Но из расщелины меня вытащил бы простофиля. Я люблю простофиль, - это же люди с открытой душой. В том обществе, которое мы построим, будут жить лишь одни простофили; будут жить только люди с честной и открытой душой, потому что пропадет нужда запечатывать ее, как и пропадут враги душевной простоты.

И з  п о с т а н о в л е н и я  с л е д о в а т е л я. ...Учитывая вышесказанное, а также руководствуясь пунктом 2 статьи 5 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, постановил: уголовное дело в отношении гр. Калязиной Аделаиды Сергеевны прекратить за отсутствием в ее действиях состава преступления.

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Я-то прекратил. Прекратит ли она?..

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Вера Михайловна вышла из автобуса и свернула в парк. Магазин открывался поздно, в одиннадцать, и она взяла за правило гулять полчасика в любую погоду.