Долгое завтра

— Поступай как знаешь, — раздраженно ответил Лен, он мог сейчас вспылить по самому ничтожному поводу. К тому же Лен прекрасно знал, о чем сейчас думает Исо.

— Ты сказал: “Поступай как знаешь”. А как, по-твоему, я должен поступать? Ведь это склад Далинского, а не мой, и я не стану рисковать головой ради него. Я…

— Заткнись. Смотри.

Мимо пристани к ним направлялся судья Тэйлор. Исо ругнулся и скрылся в дверях конторы. Лен ждал, зная, что люди у пристани наблюдают за ними, словно происходящее наполнено особым смыслом.

Тэйлор подошел ближе и остановился:

— Передай Майку, что я хочу поговорить с ним.

— Его здесь нет.

Судья пристально посмотрел на Лена, словно пытаясь угадать, правда ли это. Губы его были плотно сжаты, взгляд — суровый и строгий.

— Я пришел, — сказал он, — в последний раз предупредить Далинского.

— Он где-то в городе. Может быть, вы встретите его там.

Тэйлор отрицательно покачал головой.

— На все воля Божья, — сказал он и пошел прочь. Дойдя до угла, он остановился и опять заговорил:

— Я предупреждал тебя, Лен Не тот слеп, кто лишен зрения, но тот, кто наделен им, а не видит ничего вокруг себя.

— Постойте! — Лен вплотную подошел к судье. — Вы что-то знаете. Скажите мне!

— На все воля Божья. Придет время — узнаешь сам.

Лен подался вперед, схватил его за воротник дорогого пальто и сильно встряхнул:

— Вы разговариваете сами с собой. Господу, должно быть, до смерти надоело, что каждый прячется за его спину. Ничто не происходит в этом городе без вашего участия. Так скажите же мне, я должен знать правду!

Обреченность затаилась в глазах Тэйлора. Он с удивлением посмотрел на руки Лена, все еще державшие его за воротник, и тот, покраснев, убрал их.

— Я прошу простить меня, — произнес он.

— Да-да, понимаю, — спокойно отозвался Тэйлор, — ты хочешь все знать, но это твои проблемы. Разве не я просил тебя остановиться, пока не поздно, — лицо его смягчилось, сострадание и печаль отразились в глазах. — Дела обстоят слишком плохо, Лен. А ведь я мог бы любить тебя, как собственного сына.

— Но что же, в конце концов, произошло?

— Никогда больше не будет городов. Существует закон, и все должны подчиняться ему.

— Да вы боитесь, — медленно и удивленно произнес Лен. — Я все понял, вы просто боитесь, считая, что если маленький город станет большим, с неба вновь посыпятся бомбы, и вы погибнете.

— Тс-с, — прошептал судья, подняв указательный палец.

Лен замер и прислушался. Люди в тени деревьев и у пристани тоже замерли. В дверях конторы показался Исо. На стройке один за другим перестали стучать молотки.

Ветер принес звук песни — слабый и далекий, но воинственный, он почему-то наводил ужас, пугая своей неизбежностью, его невозможно было ни остановить, ни заглушить. Вначале Лен ничего не мог разобрать, но затем, напряженно вслушиваясь, понял: “Глаза мои видели пламя пришествия Господа”.

— Прощай, Лен, — сказал судья и отошел с высоко поднятой головой и бледным суровым лицом.

— Нам нужно срочно бежать отсюда, — прошептал Исо и скрылся в конторе. До Лена донеслись его шаги по деревянным половицам. С минуту Лен колебался, а затем изо всех сил понесся к городу, навстречу приближающемуся гимну: “Пламя, пламя, алиллуйя, да прийдет царствие твое!”

Ужас охватил Лена, он задрожал. Люди на пристани беспорядочно побежали. Женщины, старики, дети в панике высыпали из домов, прислушиваясь, покрикивая друг на друга, пытаясь выяснить у прохожих, что же случилось. На площади мимо Лена пронеслась повозка — так близко, что пена лошадей забрызгала его. В повозке неистово вопила женщина, испуганные ребятишки прижались друг к дружке и плакали. Через площадь бежали люди: кто-то к главной северной дороге, кто-то — бесцельно, сломя голову.

Женщины беспрерывно приставали с расспросами: не видел ли кто-нибудь их мужей, сыновей, с просьбами объяснить, наконец, что происходит. Лен улизнул от них, опрометью бросившись к северной дороге.

Далинский был на окраине города — там, где среди полей созревшей озимой пшеницы проходила широкая дорога, и с ним — около двухсот мужчин, угрюмых и обеспокоенных, вооруженных дубинками, ломами, охотничьими ружьями и кирками. Бледный Далинский вытирал о штаны вспотевшие руки, перекладывая тяжелую дубинку. Далинский лишь молча взглянул на Лена, когда тот подошел к нему. Все его внимание было направлено на север, откуда приближалось желто-коричневое облачко пыли, звуки гимна и ритмичных шагов, и что-то до боли в глазах блестело на солнце.

— Этот город наш, — сказал Лен, — и мы имеем право перебить их всех.

Далинский вытер рукавом пот со лба и буркнул что-то непонятное. Лен оглянулся на защитников города:

— Они будут сражаться!

— Ты думаешь?

— Вчера ночью эти люди стояли за тебя горой!

— Это было вчера, а что ждет нас сегодня, — неизвестно.

Облако пыли приближалось, в нем уже были различимы сотни людей, а слепящий блеск превратился в лезвия кос и серпов, у некоторых в руках были ружья.

— Должно быть, они шли всю ночь, — отметил Далинский, — посмотри, да тут собрались проклятые навозные жуки по меньшей мере из трех округов.