Долгорукова

   — Я всегда говорил, что пользующееся вашим доверием ведомство столь же мало эффективно, как и преувеличенно скандализировано. Оно больше напускает страху, чем делает дела. Хотя в этом тоже есть известная польза. Оно ещё ни разу ничего не узнало первым. Такое впечатление, что оно черпает сведения не из агентурных данных, а из европейских газет.

   — Вы положительно заинтриговали меня, граф. И я был бы весьма обязан вам, если бы вы дали разгадку вашим ребусам.

   — Я уж даже и не знаю, что делать. Я встретился с вами, полагая, что вы приобщены к тайне, но коль нет...

   — Что за манера у вас — вечно всех поддразнивать! Уж не в Лицее, а всё мальчишествуете.

   — Ну, ну, генерал, не сердитесь. Что вы право... То, что я вам скажу, и в самом деле пока великая тайна, хотя потом, когда об этом станет известно официально, многие скажут: мы так и думали. И тайна здесь конечно же не то, что произошло, а то, когда произошло.

Погодите, погодите... Вы хотите сказать, что... Не может быть! Ведь ещё траур не кончился.

   — Это вам год положен, мне, а августейшему законы не писаны.

   — Вот, значит, что... Да-а, я вам скажу... Тогда и впрямь наш маленький друг выдвигается на передовые позиции. И если б он не расстался со своей мадемуазелью...

   — Вот об этом я и хотел поговорить с вами...

1 августа 1880 года.

По улице ехала коляска. В ней на переднем сиденье сидел, зажатый меж двух жандармов, X. Напротив него сидел генерал.

   — Мы пригласили вас, поручик...

   — Пригласили? Под конвоем?

   — Рассматривайте это как особую честь.

   — Но я не тот, кто вам нужен. Вам, как я понял, нужен какой-то поручик, а я сугубо штатский человек. И фамилия у меня другая вовсе. Возможно, я похож на него, но это...

   — Бросьте, — перебил его генерал. — Вам, может, назвать вашу новую фамилию? Или того, кто изготовил вам фальшивый паспорт? Мы не трогали вас, поручик, и позволили играть в ваши детские игры с переодеваниями исключительно из соображений взаимной пользы. Взаимной. Мы полагали, что на свободе вы будете полезней, чем в тюрьме. Но сейчас я пригласил вас не для этих выяснений прошлого. Я хочу поздравить вас, поручик.

   — С чем же?

   — С присвоением внеочередного чина, — сказал генерал.

   — Но я...

   — Вы, вы, — сказал генерал. — Ну — отсутствовали. Были в командировке. Выполняли особое задание. В Софии, скажем. А теперь вернулись. И получаете чин капитана.

   — Капитана?

   — Пока — капитана. С соответствующим окладом содержания. А дальше всё будет зависеть от вас.

   — Так... И что ж я теперь должен сделать в этом звании?

А потом они вдвоём шли по набережной, а коляска с жандармами ехала чуть сзади.

   — Так что же я должен сделать? Опять соблазнить кого-нибудь? Увы. Постарел. Да и куража нет.

   — Кураж появится.

   — С чего бы? С вашего презента — звёздочек на погонах? Так я ещё не знаю, приму ли. Мне понравилось быть штатским. И анонимом. Ни перед кем не тянешься, делаешь, что хочешь. И не отвечаешь за свои поступки, поскольку ты — это и не ты как бы.

   — За долги, например.

   — Вынюхали...

   — Поэтому не стоит так уж разбрасываться возможностями, которые вам открываются.

   — Какие возможности?

   — Разные. И мы поговорим о них после.

   — Когда — после? После чего?

   — После того, как вы восстановите свои отношения с Варварой Игнатьевной.

   — Что за вздор вы говорите! Что вам за дело до моей личной жизни. Она к вам касательства не имеет.

   — Положим, имеет. У вас короткая память. Забыли?

   — Что вам надо от меня?

   — Ничего. Пока ничего. Просто мы считали бы полезным для нас, а для вас и приятным, сойтись снова с Варварой Игнатьевной.

   — Это невозможно.

   — Отчего же так категорично?

   — После того, что я сказал ей и сделал ей, положительно невозможно.

   — Она, я уверен, теперь забыла об этом. Под влиянием некоторых событий в её жизни, весьма приятных, она, я полагаю, будет рада забыть всё плохое.

   — Какие события вы имеете в виду?

   — В каком-то смысле это уже иная женщина. Расходились вы с подругой любовницы императора, а помиритесь с подругой его жены.

   — Как жены? Катя — его жена?!

   — Ну вот, а теперь начнём всё сначала...

   — О, теперь я понимаю, зачем я вам понадобился. Хотите заставить меня шпионить за семьёй Государя. Ошибаетесь, ваше превосходительство, я не филёр. У вас для этих дел есть Третье отделение, к ним и обращайтесь.

   — У нас его, считайте, уже нету. Упраздняют его.

   — Его? Не может быть.

   — Через четыре дня наш дорогой армянский диктатор положит на стол Государя указ о его упразднении.

   — Да вы же не сможете дня без него прожить.

   — А мы и не будем без него.

   — Вы ж сказали — упраздняют.

   — На бумаге. Но не об этом у нас с вами речь. Мы говорим о вас, о вашей судьбе. Хотите, чтоб вам вспомнили бегство из полка и житие под фальшивым паспортом, чтобы востребовали сразу все ваши долги — ну что ж... Но коль согласитесь с моим предложением, приходите сюда завтра в это же время.

6 августа 1880 года. Кабинет Александра в Царскосельском дворце.

Лорис-Меликов положил перед Александром проект указа.