В любой указанной им офшорной зоне — хоть в экзотическом Гибралтаре, хоть в неприметном Джерси, крохотном городишке на побережье Атлантики, двадцать минут полета из Лондона на маленьком самолете внутренних линий ВА — открывается счет. На чье угодно имя. На счет поступают деньги, однако банковское соглашение составлено таким образом, что воспользоваться ими новый клиент может только тогда, когда банк получит сообщение от лица, сделавшего вклад. Сообщение — понятно — поступает в тот момент, когда получатель полностью выполнит свои обязательства. Если же по истечении оговоренного срока сообщение не поступает — вклад навсегда остается в банке.
Обман, таким образом, не выгоден никому.
Все было просто, понятно даже школьнику — и безотказно работало на всей территории постсоветского пространства.
И даже за его пределами.
«Лицо» слушало внимательно, беззвучно шевелило губами, пытаясь в точности запомнить каждое слово, донести суть хозяину, ничего не напутав.
На следующий день все повторилось с точностью до наоборот.
«Лицо» старательно, как школьник, вызубривший вчерашний урок, пересказало мой вчерашний спич, сверяя каждый пункт схемы: «Я правильно понял? Вы это имели в виду? Все произойдет именно так?»
Я терпеливо кивала — все так. И никак иначе.
Через час, уставший, но, похоже, удовлетворенный вполне, он проводил меня до порога гостиницы, многозначительно обронив на прощание: «Это очень интересная схема. Очень. Думаю, наше сотрудничество будет плодотворным».
Я позвонила Антону в полной уверенности, что дело сладилось, велела предупредить банкира о предстоящей трансакции.
И с удовольствием завалилась спать: утренние прогулки — признаться — изрядно выматывали.
Поздним вечером «лицо» назначило новую встречу.
Хронический недосып притупил внимание — явившись в треклятые семь тридцать на «наше» место, я не сразу заметила: оно было явно не в своей тарелке.
Едва поздоровавшись, мой утренний собеседник начал мелко перебирать ногами, выписывая вокруг меня загадочные круги. Не взял — привычно — под локоток, не двинулся чинно вдоль прохладной аллеи.
Что-то было не так.
«Конкуренты!» — мысленно всполошилась я.
И ошиблась.
— Мы с большим интересом изучили вашу схему. — Он замолчал надолго, продолжая при этом странное движение по кругу.
— Вас что-то не устраивает?
— Нет, отчего же. Устраивает вполне… Вот только…
— Сумма?
— Да, — немедленно отозвался он.
Я вздохнула с облегчением.
Слава Богу, не конкуренты.
А сумма — вопрос обсуждаемый. Мы готовы были удвоить и даже утроить.
К счастью, ничего этого я не сказала.
Он заговорил первым:
— Понимаете, у нас выборы. — Он заходил издалека. «Пятерка», — без энтузиазма подумала я. И снова ошиблась. — Деньги понадобятся скоро, причем здесь и сейчас, как говорят психологи. Вы меня понимаете?
— Пока — не очень.
— Ваша схема, конечно, очень привлекательна. Но ситуация у нас, откровенно говоря, довольно сложная.
— А конкретнее?
— Сто тысяч наличными — и вопрос решен. А? — Он наконец остановился и просительно заглянул мне в глаза.
— Чего — сто? — Вид у меня, надо полагать, был ошалелый.
— Долларов, конечно, не наших же тугриков. Но — в ближайшие дни. Вас устроит?
Нас устроило.
Этим же вечером Антон прилетел в уютную столицу с аккуратным кейсом, в котором — как Кощеева смерть в утином яйце — лежали десять аккуратных пачек по десять тысяч долларов каждая. Наш пропуск в мир одной из самых высокорентабельных — тогда — отраслей предпринимательства.
После нефти, оружия, алмазов и алкоголя, разумеется.
Он прибыл сам, желая удостовериться, что я не сошла с ума.
Такая история.
— Когда это было!
— В девяносто четвертом, если память не изменяет.
— В том-то и дело, что в девяносто четвертом, а сейчас…
— Это у нас — сейчас… А у них, в джунглях, не то что девяносто четвертый — четырнадцатый.
— Почему — четырнадцатый?
— Потому что самые высокие прибыли в ряде отраслей были зафиксированы именно в четырнадцатом, народ поднимался на военных поставках. Да что там поднимался — взлетал…
Антон любил исторические примеры.
Притом нещадно привирал, на ходу изобретая нужный.
Кто знает, в конце концов, как оно там было, в одна тысяча девятьсот четырнадцатом?
Я — не знаю.
И убедил меня в результате отнюдь не опыт далеких предшественников, составивших капиталы на Первой мировой войне.
— А знаешь что, это даже неплохо, что ты так упорно сомневаешься. — Тоша внезапно меняется. Раздражение уходит — он что-то придумал. — Поезжай туда. И разберись на месте. Чтоб уж наверняка.
Я соглашаюсь.
В конце концов, это действительно любопытно — взглянуть на девственные джунгли не из окна туристического джипа.
И собственными глазами увидеть, как извлекают из земли алмазы.
Единственное условие, с которым, поколебавшись, соглашается Антон: в Африку со мной отправится новая команда экспертов. Совсем уж независимых.
Чтобы действительно наверняка.
Подробности африканского турне — самое больное мое воспоминание.
Падение из окна, смерть Вивы, жестокие откровения доктора, суммарная тяжесть лет, прожитых с Антоном, — все, как ни странно, уходит на второй план.