Долина Колокольчиков

И вообще – если Берти пробило на ля-ля, то не стоит пускать сюда Страждущую. Это просто стыдно, в конце концов. Такие монологи не для чужаков, они вообще не рассчитаны на слушателей, и Морган был ужасно зол оттого, что ему приходилось при этом присутствовать.

Наконец Берти затих. Гарвус облегчённо выдохнул, и тотчас открылась дверь в спальню. В светлом проёме чёрными контурами проступила сонная фигура Тинави.

– И снова привет! – зевнула она.

Он приподнял бровь:

– Ты должна была сменить меня только через двадцать минут.

– Мелочи, – она отмахнулась и прошагала к креслу. – Иди спать. Всё равно же моя очередь.

Морган не шелохнулся. Он беспокоился: вдруг Берти возобновит свою исповедь?.. Спать хотелось, но надо было что-то делать. Настоящий джентльмен никогда не позволит своему другу облажаться, выдав перед красивой девушкой какой-нибудь жалкий скулящий пассаж на тему «мы все умрём».

– Хей, – повторила Тинави. – Приём-приём. Морган, вернись в мир живых и уступи мне кресло.

– Нет. Подежурим вместе.

Так, если что, Морган что-нибудь придумает, и постыдные страдания Берти останутся невысказанными. Стражди удивилась и, пожав плечами, попробовала присесть на край кровати, но Гарвус тут же птицей взмыл из кресла и выпростанной рукой указал на него.

– Садись.

А то Тинави первая услышит что-нибудь не то.

Она посмотрела на него как на психа. Он на неё – как на захватчицу. Сели. Тинави в кресло, Морган на постель.

Комнату обнимало дремотное молчание. Лишь за окнами было слышно, как ухают совы в лесу, да на первом этаже потрескивает огонь в камине – тишина в доме была такой прозрачной и невесомой, что эти звуки распространялись всюду, не встречая преград.

Шло время. Берти вдруг снова стал шевелить губами и кривиться от боли, и не успел Морган сделать что-нибудь, как Тинави подошла и положила ладонь на лоб Голден-Халлы. А потом наклонилась и что-то зашептала ему на ухо.

– Какой-то заговор? – подозрительно нахмурился Морган.

– Да нет, – она улыбнулась. – Просто стишок, который мне самой нашёптывали как-то раз, когда я сильно болела.

– В детстве?

– Три года назад.

Тинави потеребила мочку левого уха, на которой у неё была пара шрамов.

– Помнишь, я рассказывала об инциденте, из-за которого потеряла магию? Вот тогда.

Дыхание Берти выровнялось, и Стражди вернулась в кресло.

– Для того чтобы моё тело зажило после взрыва, потребовалось две недели, но у меня жутко снизился иммунитет, и поэтому я умудрилась банально разболеться. Сначала одним, потом другим, всем чем можно по списку лекарского справочника… Целители боялись лечить меня с помощью магии – тогда уже было понятно, что со мной что-то не так, но не было ясно, что именно, и они осторожничали. Поэтому мне давали обычные, немагические лекарства, и процесс затянулся: я провела в этой несчастной палате больше месяца. Скажем так, с учётом всех обстоятельств это не способствовало моему душевному спокойствию.

Тинави откинулась на спинку кресла и, глядя в окно, продолжила:

– Моя семья, друзья и магистр Орлин сидели со мной почти всё время, по очереди. Это было так стыдно, ты бы знал! Я чувствовала себя развалюхой, неудачницей и плаксой, и больше всего мне хотелось остаться в одиночестве – чтобы никто меня такой не видел, но в то же время я чувствовала такое облегчение, когда открывала глаза и понимала, что не одна. Странное сплетение чувств. Так вот, большую часть каждого дня я спала, и мне всё время снились одни и те же строчки:

Где ночи нет, всегда рассвет,У берега волна идёт волне во след,И море спит, и пробудитЕго явившийся из звёздной пыли человек,Что ляжет на песок и, явь поцеловав в висок,

Шепнет: «Я здесь. Всё хорошо. Привет».

– И оказалось, – улыбнулась Тинави, – что это не я сновидец-поэт, а Кадия и Дахху по очереди шептали эти строки.

– Но откуда они? – заинтересовался Морган.

– Из сборника произведений Лавеля Макинаки – это такой лесной поэт, малоизвестный, но неплохой. Я купила его книжку за пару дней до взрыва, не успела прочитать, а ребята прихватили её с собой, когда собирали сумку с моими вещами для лазарета. И там уже как-то случайно изобрели такой странный, но поразительный способ утешения.

Морган помолчал.

– У тебя хорошие друзья, – сказал он наконец.

– У тебя тоже, – подмигнула Тинави, взглядом указывая на Берти.

Гарвус посмотрел на свои руки, покрутил маг-браслеты, поправил ободок в волосах, потёр глаза.