Долина кукол

А кто я такой, черт возьми? Не слишком ли большая наглость с моей стороны требовать, чтобы ты ходила вокруг меня на цыпочках, сдувая с меня пылинки, словно женушка писателя, приносящая себя в жертву. Насколько я себе представляю, в настоящий момент я пребываю в состоянии полнейшей неопределенности. Я уже не тот энергичный Лайон Берк, которого когда-то знал Генри, но я и не профессиональный писатель. И впереди тоже сплошная половинчатость: наполовину писатель, наполовину менеджер, откладывающий свой разрыв с Генри до тех пор, пока не добьется материального успеха как писатель, и откладывающий женитьбу, потому что не может посвятить себя целиком семье, и откладывающий написание книги, потому что обязан продолжать работать у Генри.

До сегодняшнего дня я отдавал только часть себя тебе, Генри и литературе. Совершенно очевидно, что я не смогу отдавать себя всем трем сразу. А раз так, то я просто обязан хотя бы просто вычеркнуть себя из жизни двух человек, наиболее небезразличных мне. Почти то же самое я написал и Генри. Вот Джордж Бэллоуз – хороший малый, он как раз тот самый человек, который нужен Генри. И где-нибудь в твоем прекрасном Нью-Йорке, моя дорогая, есть тот самый человек, который нужен тебе и который ждет, чтобы ты нашла его.

Я говорил тебе, что у меня есть немного денег. К тому же я могу пользоваться большим неотапливаемым домом на севере Англии. Он принадлежит родственникам, но в нем никто не живет. Я отопру несколько комнат. На небольшую сумму я смогу прожить там несколько лет и буду писать до тех пор, пока пальцы не онемеют. Зимой дневной свет там бывает лишь несколько часов в сутки. По сравнению с тем местом Лоренсвилл – настоящие тропики. Но там мне никто не будет мешать.

Дорогая Анна, к этому письму я прилагаю ключи от своей квартиры. Это единственное, что я практически в состоянии сделать для тебя. После того как Дженифер вышла замуж, ты стала жить в отеле одна, а квартиру найти по-прежнему трудно. Мне же она со всей мебелью досталась благодаря твоей щедрости. Думаю, будет справедливо, если она перейдет к тебе. Это немного. Я беру с собой твой замечательный подарок – машинку. Но если квартира тебе нравится, переоформи договор об аренде на свое имя. И не вздумай делать большую глупость и ждать меня. Предупреждаю, что женюсь на первой же попавшейся толстухе-англичанке, которая согласится готовить мне и ухаживать за мной. А через несколько лет, если я действительно напишу более или менее приличную книгу, мы оба скажем: «Вот, по крайней мере, одно, что он сделал с полной самоотдачей».

Я любил тебя, Анна. Но ты слишком прекрасна для того, чтобы получить столь малую часть маленького человека, который разбрасывается в разные стороны, пытаясь найти и реализовать себя. Поэтому я сконцентрирую свои усилия на писательском ремесле: этим, по крайней мере, я не причиню боли никому, кроме самого себя.

Спасибо тебе за самый прекрасный год в моей жизни.

Лайон».

Дженифер

май 1947

Дженифер сидела в тени у бассейна. Она перечитала письмо Анны. Казалось, та вполне счастлива – первое письмо, в котором ни словом не упоминается о Лайоне. Может, она уже пережила это. Но как она может жить в его квартире? Неужели все еще надеется, что в один прекрасный день он явится к ней? Спустя пять месяцев? Представить только – ни единой весточки от него! Взял и доказал, что никогда невозможно угадать, чего ждать от мужчины.

Вот хотя бы эти ее фотографии с Тони. Уж такие они на них счастливые – ну прямо идеальная пара из Голливуда!

Лучи солнца прокрались под навесную ширму. Вытянув руку, Дженифер чуть наклонила раму, чтобы защитить себя от палящего зноя.

Да уж – если от пребывания на солнце у тебя появляется крапивница, только Калифорнии тебе и не хватало.

Она метнула негодующий взгляд на сверкающий оранжевый диск. Вечно он здесь висит. На что другое, а уж на него в Калифорнии всегда можно положиться. Редко-редко выдастся легкий утренний туман, но неизменно появляется лимонно-желтый диск, сначала робко, затем, словно самовозгораясь, становится все ярче, поглощает и туман, и редкие облачка, и наконец остается в гордом торжествующем одиночестве посреди яркой голубизны неба.

Она вздохнула. Со времени приезда каждый день здесь походил на разгар июля. И как только растут эти проклятые апельсины, если не выпадает ни капли дождя? А в Нью-Йорке сейчас май. На востоке всегда наслаждаешься хорошей погодой, когда она наконец наступает.

Мысленно она перенеслась в Нью-Йорк. Воздух там сейчас насыщен пьянящим свежим ароматом. Тяжелые зимние шубы и манто убраны подальше, и люди сидят за столиками кафетерия в Центральном парке [41]. И ведь в Нью-Йорке можно пройтись! Никогда не оценишь возможности вот так взять и пройтись, пока не поживешь в Калифорнии. Гулять в Нью-Йорке можно даже по ночам. Если нечего делать, можно пройтись по Пятой авеню, посмотреть на витрины магазинов, или пойти в кино на последний сеанс, или пройтись по Бродвею и купить «хот дог»