Долина кукол

– Давай говорить начистоту, Дженнифер. Тебе действительно нужен этот контракт c Голливудом? Или же ты предпочитаешь карьеру в фоторекламе? Зачем мне лезть из кожи вон, если тебе все равно. И что у тебя c Тони Поларом? Как далеко зашли ваши отношения?

Дженнифер продолжала улыбаться.

– Газеты все слишком преувеличили. Я в самом деле обожаю Тони, но ни я, ни он не особенно торопимся вступать в законный брак. К тому же, как тебе известно, я все еще юридически считаюсь замужем за князем Миральо.

– Ну, об этом не беспокойся. Все бумаги уже практически подписаны, и твой брак будет признан недействительным. Но не забудь, что я учил тебя говорить, когда ты предстанешь перед судьей. Ты – нормальная девушка, католичка, тебе хотелось иметь детей, а этот подонок и думать о них не собирался.

– А ты действительно католичка? – заинтересовался Лайон.

Дженнифер равнодушно пожала плечами:

– Ею была моя мать, отец же нет. Они разошлись. Меня даже так и не крестили. Но надеюсь, Генри, никто не станет все это проверять?

– Делай, как я говорю. Ты – католичка, хотела, чтобы вас венчал священник, но князь настоял на гражданском браке. Скажешь так, и половина дела будет сделана. Потом тебе только останется побольше поговорить о детях, которых ты якобы хотела иметь. Энн будет свидетельницей у тебя на бракоразводном процессе.

– Кем я буду? – поразилась Энн.

– Знаешь, Энн, я еще раньше собирался тебе сказать. Нам нужен свидетель. Не беспокойся, дело будет слушаться при закрытых дверях. Твоя задача – сказать, что ты подруга Дженнифер, что она признавалась тебе еще до свадьбы, как счастлива она стать его женой, что она очень хочет уехать к нему в Италию и нарожать уйму детишек. Главное, не забудь упомянуть этих самых детишек.

– Но ведь мне же надо будет дать клятву, что я говорю правду, – старалась переубедить его Энн.

– Ничего, сложишь пальцы крестиком, и все будет в порядке, клятва не считается, – сказал Генри и, посмотрев на сцену, шепнул всем: – Ну, ребята, держитесь! Началось!

Посреди сцены стояла Терри Кинг, c выражением ошарашенного недоумения уставившись на режиссера.

– Выбросить мою балладу! Так вы сказали? – крикнула она. – Вы что, ополоумели? Вы же читали, что обо мне написали критики!

– Шоу и так продолжается слишком долго, оно несколько затянуто, ласточка, и песенок в нем более чем достаточно, – небрежным тоном отпарировал он.

– Что c того? Выкиньте какую-нибудь другую песню, что вам стоит! Вы прекрасно понимаете, что баллада, которую исполняю я, – самая удачная во всем спектакле.

– Это не мое решение, – устало сказал режиссер.

– Где мне найти Гила Кейса?

– Он сейчас занят со сценаристами и приходить не собирается. Эй, Билл! Билл Паули, подойди-ка сюда! – На сцену вышел худощавый молодой человек. – Билл, любовная сцена, в которой заняты вы c Терри, снимается c программы. Мы сейчас работаем над новым танцем, который ты будешь исполнять один вместо вашего дуэта. Мы готовим этот танец для выступлений в Филли. Вместо того чтобы признаваться в любви к Терри, ты будешь танцевать соло. Это прибавит темпа всему действию.

Билл, сияя от радости, согласно кивнул и испарился.

– А чем буду заниматься я во время его танца? Сидеть в своей уборной? – завизжала Терри. – Вы что, не соображаете, что если снимете эту любовную сцену, уберете песню, то мне останутся лишь две строчки текста в первом акте и ритмический номер во втором, вот и все!

– Номер второго акта остается, – ответил режиссер. – Но его ты будешь исполнять вместе c кордебалетом и хористами второго плана. Хористы будут петь, а кордебалет сопровождать их танцем.

– И что же буду делать я?

– Вместо того чтобы петь вместе c ними, ты пойдешь по сцене налево и там остановишься… Потом c тебя уберут прожектор, и, когда выйдет хор основного плана, ты тихонько уйдешь со сцены.

– Еще чего придумал!

Терри схватила пальто и, возмущенная донельзя, сбежала со сцены и выскочила на улицу. Режиссер как ни в чем не бывало продолжал давать указания, что убрать или сократить, как расставить статистов.

Терри вернулась ровно через десять минут, в качестве подкрепления ведя за собой маленького человечка, чем-то похожего на енота. Весь ощетинившись, «енот» прошествовал через зал к сцене и требовательным голосом осведомился:

– Так, давай объясни мне, что тут происходит?

Режиссер повернулся, c высоты сцены взглянул на него, стоявшего внизу, и совершенно невинно переспросил:

– Происходит? Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.

– Послушай, Лерой! – рявкнул «енот». – Твое наивное девичье личико меня не обманет. Мы это уже не раз проходили, забыл, что ли? Скажи прямо: Хелен боится Терри. Но в этот раз Терри наконец повезло. Ей попалась самая лучшая и удачная песня во всем шоу. Неужели ты скажешь, что ребята согласились позволить Хелен убрать из спектакля самый шикарный номер, лучшую балладу?

– Позвони им сам, – предложил Лерой.

– Уже звонил. Они сейчас на совещании у Гила Кейса. Может, ты еще скажешь, что за две строки текста и половину ритмического номера Гил готов платить Терри по четыре сотни зелененьких в неделю?