— Так вот что тебя испугало, — сказал он. Говорить вслух можно было совершенно спокойно: для телепата с поднятым барьером речь становится намного более условной, нежели мысль.
— Да, — ответила она. — Полагаю, тут требуется привычка.
— Но ты же биолог.
— Кролики и морские свинки. Даже с ними я порой краснею от стыда. Но это — хищники!
— Займись как-нибудь разумом ласки, — предложил он. — Это чистое безумие. Пойдем. — Он провел ее через толпу к террасе, где были расставлены столики под навесами.
— Коктейль?
— Благодарю.
Она оглянулась на бассейн с акулой. Бартон кивнул: конечно, такое неприятно — с непривычки. Но он-то привык к этому.
— Пойдем куда-нибудь в другое место? — спросил он, сделав паузу и выдвигая ей стул. — В зоопарке может быть весьма неприятно, если ты не…
— Нет. Здесь безопаснее. Нам надо поговорить, а в таком месте можно разговаривать свободно. Никто из лысок не придет сюда ради удовольствия. — Она мысленно «огляделась» вокруг, пробираясь сквозь сумасшедшую мешанину звериных сигналов, затем снова затуманила поверхность своего сознания, защищаясь, и умоляюще улыбнулась Бартону.
Как у всех лысок, их отношения с самой первой встречи стали почти близкими. Нетелепатам могут потребоваться недели дружеских отношений, чтобы узнать друг друга; у лысок такое узнавание происходит мгновенно, часто даже до встречи. В сущности, нередко представление, составленное при первом мысленном общении, оказывается более точным, нежели более поздние впечатления, окрашенные внешним видом и манерой поведения телепата. Если бы они не были лысками, то какое-то время оставались бы друг для друга мисс Коннот и мистером Бартоном. Будучи же телепатами, они невольно, можно сказать, бессознательно оценили один другого еще тогда, когда Бартон был в воздухе; уже при первом мысленном контакте они знали, что взаимно приятны друг другу. С самого начала она стала для него Сью, а он для нее — Дэвид. Нелыска, подслушав их беседу, решил бы, что они давние друзья; было бы неестественно, если бы они вели себя иначе после того, как их сознания полностью приняли друг друга.
— Я выпью мартини, — вслух сказала Сью. — Не возражаешь, если я буду говорить? Это помогает. — Она оглядела, на этот раз в буквальном смысле, окружавшие их клетки. — Не знаю, как ты выносишь это, даже с твоей подготовкой. Мне кажется, лыска может просто свихнуться, оставь его на ночь в зоопарке.
Бартон ухмыльнулся, а его разум непроизвольно начал сортировать заполнившие все вокруг вибрации: обычные обезьяньи пустяки, прерванные истерическим всплеском эмоций, когда капуцин учуял запах ягуара; примитивные вибрации жестокости, исходящие от пантер и львов, окрашенные полутонами откровенной, гордой уверенности; мягкие, почти забавные радиации тюленей. Все это, конечно, нельзя было назвать разумными мыслями: их излучал примитивный мозг животных; однако в основе своей под шкурой или чешуей работало то же самое устройство, что и под каштановым париком Сью Коннот.
Спустя какое-то время, когда они пили мартини, она спросила:
— Ты когда-нибудь дрался на дуэли?
Бартон невольно оглянулся.
— Я лыска, Сью, — сказал он, потрогав маленький кинжал на поясе.
— Стало быть, нет.
— Естественно, нет. — Он не стал терять времени на объяснения: причина была известна ей не хуже, чем ему. Лыски не могли рисковать, не хотели лишний раз демонстрировать свои способности, если в этом не было большой необходимости. Телепат всегда мог победить на дуэли. Если бы Давид не убил Голиафа, филистимляне рано или поздно растерзали бы великана просто из зависти. Будь Голиаф поумнее, он ходил бы, согнув колени.
— Очень хорошо, — сказала Сью. — Я вынуждена быть очень осторожной. Это такой секрет, что я не знаю, кто… — Ее сознание по-прежнему окружал прочный заслон.
— Я полгода был в Африке. Возможно, я отстал от сегодняшних событий. — Оба они чувствовали неадекватность слов и испытывали нетерпение.
— Не сегодняшних… будущих. Дело обстоит… помощь от подходящих… — Она остановилась и заставила себя перейти на более медленную, грамматически оформленную речь. — Мне нужно где-то найти помощника, и он должен быть одним из нас. И это не все: он должен быть совершенно особым человеком. Ты подходишь.
— Почему?
— Потому что ты натуралист, — ответила она. — Я обдумала все варианты, но ты ведь знаешь, какие работы нам обычно достаются. Сидячие профессии. Эксперты по семантике, младшие врачи и психиатры, биологи вроде меня. Помощники в полиции — это уже ближе, но мне нужен человек, который… который мог бы обставить другого лыску.
Бартон уставился на нее, нахмурившись:
— Дуэль?
— Думаю, да, — сказала она. — Я еще не знаю точно. Но, похоже, другого выхода нет. Это должно держаться в полной тайне, Дэйв, в абсолютной тайне. Если что-то станет известно, будет… очень плохо для нас.
Он понял, что она имеет в виду, и беззвучно присвистнул. Тень этого всегда лежала на любом лыске.
— В чем дело?
Прямо она не ответила.