– Хорошо. Я расскажу вам о таких вещах, которые никогда и никому бы не доверил. Мне не хотелось знакомить с ними судью и присяжных по одной причине – неловко как-то, знаете ли, ученому и вдруг поддаваться всеобщим суевериям. Да, кстати, и по личным мотивам тоже, о них указывалось в газете. Я боялся, что наследник сэра Чарльза не останется жить в Баскервиль-холле. Поместье и без того имеет дурную репутацию. Потому-то я и решил на суде по большей части отмалчиваться, а если говорить, то лишь исключительно о вещах практических, не касающихся эмоций. С вами же я могу быть вполне откровенным. По крайней мере, я не вижу достаточных оснований что-либо скрывать от вас.
– Дело в том, что места здесь болотистые, людей живет очень мало, и все соседи, ища общения, волей-неволей тянутся друг к другу. Именно поэтому я довольно часто виделся с сэром Чарльзом. В нашей округе на много миль вы не найдете ни одного образованного человека, за исключением, конечно, мистера Франкленда из Лафтер-холла и мистера Стэплтона, натуралиста. Поначалу предметом наших встреч был почтенный возраст сэра Чарльза и сопутствующие ему болезни, но мало-помалу мы по-настоящему сдружились. Человек начитанный и от природы любознательный, он так же, как и я, интересовался наукой. Строго говоря, на этой почве мы и сошлись с ним. Сэр Чарльз привел из Южной Африки множество любопытных впечатлений, и мы нередко коротали с ним вечера, разговаривая на различных научные темы, например, о сравнительной анатомии бушменов и готтентотов.
– В последнее время мне стало совершенно очевидно, что сэр Чарльз находится на грани нервного срыва. Он слишком близко к сердцу принимал ту легенду, о которой я вам читал в самом начале. И даже более того. С некоторых пор, совершая прогулку по поместью, он начал стороной обходить болото. Вам это может показаться невероятным, мистер Холмс, но сэр Чарльз был абсолютно убежден, что над его родом тяготеет страшное проклятье. То немногое, что ему удалось выяснить о своих предках, говорило в пользу такого убеждения. Его начала преследовать навязчивая идея. Дальше – больше, он поверил в реальность существования собаки и неоднократно спрашивал меня, не доводилось ли мне во время ночных возвращений с вызова видеть нечто подозрительно-странное, или слышать собачий вой. Да, мысль о собаке не давала ему покоя.
– Помню, как за три недели до трагических событий, я приехал к нему. Был тихий вечер. Сэр Чарльз стоял перед домом, у самых дверей. Я спрыгнул с коляски, подошел к нему, но он словно не видел меня. Его полный ужаса взгляд был устремлен куда-то вдаль, через мое плечо. Я обернулся и на мгновение увидел какое-то странное существо черного цвета, размером с теленка. Вначале я, правда, подумал, что это заблудившийся теленок. Он пропал в конце аллеи так же стремительно, как и появился. Я устремился туда, но ничего не увидел. Животное исчезло, но весь этот эпизод оставил в сознании моего друга крайне тягостное впечатление. Я пробыл в Баскервиль-холле допоздна. Именно тогда сэр Чарльз и передал мне на сохранение манускрипт, – мистер Мортимер похлопал себя по карману. – Простите, что я так много времени говорю об этом эпизоде, но вскоре вы поймете, что при всей своей незначительности, он имеет огромное значение в свете последовавшей за ним трагедии. Хотя тогда, в тот вечер, все происходившее казалось мне случайным стечением обстоятельств, не стоящих внимания.
– Это я порекомендовал сэру Чарльзу съездить в Лондон. Чтение старинных химер, именно так я бы назвал все эти древние сказанья, и постоянные тягостные раздумья отрицательно сказались на его здоровье. Сердце у сэра Чарльза было неважное, да прибавьте к тому постоянное напряжение. В общем, я посчитал, что сэру Чарльзу пойдет на пользу, если он немного отвлечется от мрачной обстановки Баскервиль-холла и поживет немного в столице. “Обратно, – думал я, – он вернется совсем другим человеком”. Мистер Стэплтон, которого также немало заботило состояние здоровья сэра Баскервиля, был того же мнения. И вдруг, в самый последний момент, нате вам – катастрофа.