Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе

– В восемь, – вымолвила мать. Стараясь побороть волнение, она судорожно вздохнула. – Его секретарь, мистер Стенгерсон, сказал, что есть два поезда – один в девять пятнадцать, а другой в одиннадцать. Он собирался ехать на первом.

– И после этого вы его уже не видели?

Едва я успел проговорить это, как женщина сильно изменилась в лице. Она побелела, как мел. Лишь через несколько секунд она смогла выговорить дрогнувшим, неестественным голосом всего одно лишь слово:

– Да.

На несколько секунд воцарилось молчание, а затем дочь спокойно и ровно произнесла:

– Ложь никогда не приводит к добру, мама. Давай же будем откровенны с этим джентльменом. Да, мы снова видели мистера Дреббера.

– Да простит тебя Бог! – воскликнула мадам Шарпентье. Прижав руки к груди, она упала в кресло. – Ты погубила своего брата!

– Будь он здесь, он сам бы рассказал всю правду, – твердо возразила девушка.

– И вам сейчас лучше сделать то же самое, – заявил я. – Полуправда гораздо хуже, чем молчание. Кроме того, нам и самим кое-что известно.

– Так пусть же это будет на твоей совести, Элис! – воскликнула мать, и продолжила, повернувшись ко мне. – Я все расскажу вам, сэр. Только не подумайте, что я волнуюсь оттого, что мой сын причастен к этому кошмарному убийству! Он абсолютно не виновен. Я только боюсь, что в ваших глазах, да и в глазах всех остальных он, несомненно, будет скомпрометирован. Хотя, такое вряд ли возможно. Тому порукой его честность, его убеждения, да и вся его жизнь!

– Для вас самое лучшее – это высказаться. Честно, ничего не скрывая, выложить мне все факты, – посоветовал я. – И положитесь на справедливость. Если ваш сын невиновен, мы не причиним ему никакого вреда.

– Элис, пожалуйста, оставь нас вдвоем, – произнесла она, и девушка вышла из комнаты. – Ну что ж, сэр, – продолжила она. – Сначала я ничего не хотела сообщать вам, но раз уж моя бедняжка дочь заговорила, то у меня не остается ничего, кроме как подробно рассказать обо всем.

– Это самое мудрое решение, – я подбодрил ее.

– Мистер Дреббер жил у нас почти три недели. Он со своим секретарем путешествовал по Европе. На каждом их чемодане я заметила наклейку «Копенгаген», значит, они приехали оттуда. Что я могу сказать о Стенгерсоне? Он спокойный, сдержанный. Хозяин же его, к сожалению, – человек совершенно иного склада. Привычки у него были ужасно грубые, да и вел он себя безобразно. В тот же вечер, когда они приехали, он сильно напился, и если уж говорить честно, то уже после полудня он никогда не бывал трезвым. С горничными он вел себя развязано, хамски заигрывал с ними… В общем, позволял себе непростительные вольности. Но ужасней всего то, что вскоре он точно так же повел себя и с моей дочерью Элис. Он часто говорил ей неприличные вещи, которых она, к счастью, не понимала. Однажды он, дойдя до крайней наглости, схватил мою дочь и принялся ее обнимать. Тут даже его секретарь, не сдержавшись, упрекнул Дреббера за такое безобразное повеление.

– Но почему вы терпели все это? – спросил я. – Полагаю, вы можете выставить своих жильцов в любую минуту.

От такого вполне естественного вопроса мадам Шарпентье внезапно покраснела.

– Видит Бог, я могла бы им отказать в квартире, – произнесла она. – Но каждый из них платил по фунту в день. Искушение было слишком велико. Каждый платил по фунту в день – значит, четырнадцать фунтов в неделю. А в это время года очень трудно найти жильцов. Я – вдова, сын мой служит во флоте, и это стоит мне немалых денег. Страшно потерять доход. И я надеялась на лучшее. Но последняя его выходка возмутила меня настолько, что я немедленно приказала ему освободить комнаты. Вот почему он и уехал.

– Продолжайте.