Должница

– Не бывает… Никто и никогда не видел Рокоссовскую в сопровождении мужчин. А вот в сопровождении женщин… – Юля играет бровями. Да, с мужчинами они играют за закрытыми дверями.

– Прости, мне нужно отлучиться.

Направляюсь в сторону выхода.

– Ты в туалет? Я с тобой, – увязывается за мной Юлия. Оборачиваюсь, потому что чувствую тяжелый взгляд Паука в спину. Ладно. Беру Юлию с собой, чтобы усыпить его бдительность.

Проходим в просторный туалет. Юля отпускает свою собачку на пол и скрывается в одной из кабинок. Включаю воду, создавая видимость присутствия, снимаю туфли и выбегаю из туалета.

Выхожу на улицу, осматриваю стоянку. Вокруг сплошь машины гостей и не одного такси. Надеваю туфли и выхожу на тротуар. Вечер сегодня теплый, прогуляюсь.

Сначала почти бегу в желании как можно дальше удалиться от этого места. Ноги начинают ныть, пару раз спотыкаюсь на каблуках. Замедляю шаг, осматривая местность в поисках стоянки такси. Это центр, здесь недалеко, возле филармонии, точно есть машины. На меня оглядываются прохожие. Ну да, мало кто надевает такие наряды на прогулку. Мне все равно, я замечательно чувствую себя в центре внимания. Я дышу свободой, глотая вечерний воздух. Оглядываюсь, словно за мной гонятся, но нет. Я вдруг снова сама себе выдумала, что он за мной побежит.

Сажусь в такси, называю водителю адрес, скидываю осточертевшие туфли и немного съезжаю на сиденье, прикрывая глаза. Шампанское слегка кружит голову. Нет, я не пьяна, но достаточно обезболена, чтобы не впадать в панику и депрессию.

Едем мы довольно медленно – на мосту пробка из-за аварии. Не нервничаю. Мне хорошо вот так сидеть в чужой машине, рассматривая вечерний город.

Расплачиваюсь с таксистом. Оглядываю свой двор. Как давно я здесь не была.

Поднимаюсь на лифте вверх. Долго вожусь с замком. Он всегда заедает. Выдыхаю, только когда запираюсь в собственной квартире. Откидываю туфли и клатч в сторону, включаю свет в прихожей и снова напрягаюсь.

Пахнет табаком.

Такой стойкий запах сигарет.

Во-первых, я не курю. Во-вторых, все окна должны быть закрыты.

Еще раз глубоко вдыхаю. Мне не кажется. Прохожу в комнату, включаю свет и вздрагиваю от неожиданности. В моем кресле возле окна сидит Белов. Его пиджак валяется на диване, рубашка расстёгнута, ноги расставлены, он лениво меня рассматривает, продолжая курить.

Ну, конечно.

Я идиотка.

Нужно было ехать к маме или в гостиницу. Для Паука нет закрытых дверей и запретов. Я настолько предсказуема, что он просчитал меня наперед.

Тишина.

Он просто курит и трогает меня своим темным взглядом. А я ложусь спиной на стену и прикрываю глаза. Мне тесно рядом с ним. Душно и нечем дышать.

– Ты забыла оповестить меня о своем желании уйти, – констатирует он. Настолько спокоен и холоден, что дрожь пробирает.

– Я не забыла… – выдыхаю, так и не открывая глаза, боюсь попасть в плен его властного взгляда.

– Я знаю.

– Родион, я не хочу разговаривать, спорить и воевать… Я устала. Просто оставь меня. Если я тебе еще нужна… для дела, – добавляю, – я вернусь завтра.

– А мы не будем разговаривать, – выдает он и поднимется с кресла. Распахиваю глаза, смотря, как Паук идет на меня.

Подходит вплотную, ставит руки на стену, отрезая мне пути к отступлению. Только я не бегу. Это бесполезно. Ноги не держат. Хочется сползти по стене на пол. Его близость, запах парфюма, табака и мужского тела лишают равновесия.

– Не надо… – мотаю головой. – Не трогай меня.

– Я тоже устал… – выдыхает мне в лицо. – Морально устал… – его голос хрипит. – Не нужно устраивать мне квесты и бегать, играя не по правилам.

Прикасается щетинистой щекой к моему виску и дышит, обжигая своим дыханием.

– Поиграй сегодня со своими… – не нахожу приличных определений его любовницам. – Я сломалась… – говорю искренне, несмотря на всю ненависть.

– Лена, – тянет мое имя, водя губами по виску. – В чем суть претензии? В том, что у меня была личная жизнь или в неприятии факта ее извращенности?

– Никогда не питала иллюзий на твой счет. Неприятен факт использования меня одновременно с другими. Чувствую себя грязной, словно участвовала в ваших извращениях, – похоже, в шампанском, выпитом мной, была сыворотка правды.

Хрипло смеётся мне в ухо.

Ему смешно!

Смешно!

Испачкал меня и веселится!

Нахожу в себе силы, упираюсь ему в грудь, пытаясь оттолкнуть.

Всхлипываю, когда он грубо толкает меня к стене, прижимая к ней.

– Отпусти! – колочу его по плечам, спине, везде, где могу попасть. – Не прикасайся! Не надо!

Но он не слышит меня. Не реагирует на мои удары.

– Заткнись! Ты сегодня слишком много сказала! – агрессивно рычит, словно срывается с цепи, больно сжимает, отрывает от стены, разворачивает к себе спиной, толкает к спинке дивана, надавливает на спину, вынуждая наклониться. Дергаюсь, пытаясь подняться, но меня снова грубо толкают на спинку, вжимая в нее.

– Не смей! Я не хочу!

– Захочешь! – рычит, удерживая меня одной рукой, а другой расстёгивает брюки, выдергивая ремень.