Читаем Дом 1000 дверей полностью

В. вышел из ванной в полной прострации и не знал, куда податься. Единственное, что ему оставалось – это пройти в комнату, сесть там в кресло и молча наблюдать за самым странным зрелищем, что ему когда-либо доводилось видеть. Невыраженцы неистовствовали. От нечего делать, В. стал их считать и классифицировать. Он насчитал двух злостьных, которые немного отличались между собой по интенсивности агрессии, три штуки скорбьных (или грустьных), эти просто расхаживали с мрачными лицами, и двух похотьных, из которых один был совершенно невыносим. Еще было двое плакостных В., которые непрестанно лили слезы, и двое каких-то совершенно безумных, с такими страшно искаженными лицами, что В. боялся даже смотреть на них.

Относительно трех более-менее спокойных воплощений самого себя В. затруднялся определить, какую именно невыраженную эмоцию они олицетворяли. А один В. расхаживал таким надутым индюком, что В. ни минуты не сомневался, что имеет дело с высокомерностным невыраженцем. Еще один В. все пытался что-то отобрать у других и спрятать несуществующее добро под кроватью. В. догадался, что это был жадностьный невыраженец. Другой В. постоянно косил недобрым взглядом на остальных В. и ставил им исподтишка подножки. В. подумал, что это должен быть завистьный невыраженец. Тот В., что копошился у печки, видимо, был одержим упрямством, потому что он никак не желал с этой печкой расстаться и, невзирая ни на что, по-прежнему продолжал пыхтеть, пытаясь сдвинуть ее с места.

Невыраженцу с недобро-хитроватым лицом В. затруднялся подобрать наименование, но в конце-концов нарек его пакостьным невыраженцем, только потому, что тот находил явное удовольствие в наблюдениях за тем, как злостьные невыраженцы лупили других. Тот, что ползал на четвереньках был заклеймен как самоуничижаюстный невыраженец. В. разглядел в углу еще одного субъекта, у которого в глазах рисовался такой живописный ужас, что В. тут же понял, что это страшно?й невыраженец. И оставался еще экземпляр в ванной комнате, которого В. окрестил попросту недоумком. Итого ровно двадцать два невыраженца. Эта цифра впечатляла. Если Джадж был так потрясен наличием одного своего невыраженца, то что бы он сказал о том, что у В. невыраженцев целых двадцать две штуки!

Сам В. был в совершенном смятении. Волей-неволей ему пришлось любоваться на многочисленных В., и он вдоволь насмотрелся на все свои негативные проявления. Особенно он устал от плаксивых В., которые чуть ли не лужи на полу нали?ли из своих слез. Эти В. представляли собой такое мокро-сопливое зрелище, что В. зарекся когда-нибудь еще в своей жизни плакать. Впрочем, и остальные невыраженцы не уступали плаксивым в редкостном очаровании. Более всего были хороши те двое, из которых один уже разодрал себе в кровь лицо, а другой строил такие гримасы, что казалось у него вот-вот вылезут глаза из орбит или порвутся щеки.

Наблюдая за невыраженцами, В. обнаружил, что они представляют собой воплощение только одной определенной эмоции. Невыраженец постоянно находился в одном и том же настроении и, по-видимому, не мог его изменить. Так, похотьные были одержимы похотью, злостьные – злостью, скорбьные – скорбью и так далее. Невыраженцев можно было скорее назвать «выраженцами», потому что они-то как раз всеми силами старались выразить ту эмоцию, которую олицетворяли. Их буквально распирало от переполняющего их чувства. При этом, все, что существовало вокруг них, было только объектом для излияния этого чувства. Поэтому похотьным было все равно, к кому липнуть, а злостьным было все равно, кого дубасить.

Невыраженцы были особенно отвратительны тем, что, внешне походя на людей, они тем не менее людьми в полном смысле этого слова не были. Если человека, даже поглощенного своим чувством, обычно все же можно было успокоить, то с невыраженцами на подобный трюк нечего было и рассчитывать. Они ничего не видели и не слышали, кроме того, что хотели видеть и слышать. Злостьным все время казалось, что им угрожают, похотьным – что все вокруг них также одержимы сладострастием, как и они, для плакс любое слово было только поводом лить слезы, а двое безумцев и вовсе ничего не слышали и не видели. А что уж такое там сидело в ванной, и как оно воспринимает окружающую реальность, В. боялся даже подумать.

Было неприятно осознавать, что в некоторые минуты своей жизни В. ничем не отличался от своих невыраженцев. Он, наверно, выглядел точно так же, как они. И точно так же не обращал ни на что вокруг внимания, целиком погрузившись в свои переживания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ледяной плен
Ледяной плен

«Метро 2033» Дмитрия Глуховского — культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книга последних лет. Тираж — полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила целую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают «Вселенную Метро 2033», серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы Московского метро. Их приключения на поверхности Земли, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду!Говорят, где-то во льдах Антарктики скрыта тайная фашистская база «211». Во время Второй мировой войны там разрабатывались секретные виды оружия, которые и сейчас, по прошествии ста лет, способны помочь остаткам человечества очистить поверхность от радиации и порожденных ею монстров. Но для девушки Леры важно лишь одно: возможно, там, в ледяном плену, уже двадцать лет томятся ее пропавшие без вести родители…

Alony , Дмитрий Александрович Федосеев , Игорь Вардунас , Игорь Владимирович Вардунас

Фантастика / Исторические любовные романы / Боевая фантастика / Постапокалипсис / Прочая старинная литература / Древние книги
Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика