Дом 17 по улице Черч-роу

Сначала Никки не поняла, что имела в виду Кэти, но потом осознание поразило ее. Она замотала головой и посмотрела вниз на Мюррея. Его лицо сделалось еще бледнее, и он тоже мотал головой из стороны в сторону, его губы бесшумно шевелились, повторяя снова и снова одно и то же слово: «Нет, нет, нет». Шипение пламени заполнило мысли Никки, не оставив места ни на что больше; казалось, что это было шипение змеиного гнезда. Прежде, чем Кэти что-либо еще сказала, Итан схватил Мюррея, поставил его на ноги и поволок через кухню к плите.

— Отпусти, — Мюррей пытался вырваться, но у него не осталось сил.

Итан просто продолжал идти, таща его за собой по полу.

— Мне нужна помощь, — позвал Итан, когда дошел до плиты.

Никки вышла из паралича и поспешила к нему.

— Сними полотенце с его руки.

Никки ухватилась за полотенце и потащила к себе, но оно не хотело падать, потому что Мюррей крепко вцепился в него оставшимися четырьмя пальцами. Она дернула снова, и он издал крик боли, когда полотенце задело обрубок, оставшийся от большого пальца.

— Тебе нужно снять полотенце с его руки, Ник.

Итан старался звучать спокойно, но она слышала напряжение в его голосе, видела напряжение в его лице. Она снова потянула изо всех сил, вложив в этот рывок всю энергию, Мюррей снова закричал от боли и отпустил полотенце.

Итан не мешкал. Он обхватил рукой четыре оставшиеся пальца на руке Мюррея и сунул обрубок его большого пальца в огонь. Возгласы боли Мюррея перешли в крик ужаса. Они заполнили всю кухню, заполнили голову Никки. Запах паленого мяса вызвал у нее приступ тошноты. Теперь и Итан тоже кричал от боли. Она посмотрела на пламя и увидела, что его рука тоже горит. Он, однако, не отпускал, продолжая держать остатки пальца Мюррея в огне и терпя боль, звук их криков, соединенных в один вопль, становился все выше и громче, пока Никки не почувствовала, что больше не может это выносить.

Конфорка выключилась так же неожиданно, как включилась, и крик оборвался. Итан отпустил Мюррея, и тот, трясясь, опустился на пол. Он тихо всхлипывал и прижимал изуродованную руку к груди, как если бы это могло унять боль. Запах подгоревшего мяса был, казалось, повсюду: в носу у Никки, у нее во рту, в горле. Она услышала звук льющейся воды и обернулась к раковине. От этого звука ее сердце начало колотиться еще быстрее, но оказалось, что это всего лишь открыли кран.

— Опусти руку под кран, Итан, — сказала Кэти.

Итан прошел сомнамбулой к раковине. Он не произнес ни слова, просто смотрел ровно перед собой и следовал туда, куда вел его расфокусированный взгляд. Перед раковиной он остановился и подставил руку под струю воды. Сперва он скривился, потом его черты расслабились по мере того, как холодная вода унимала боль.

Никки подошла к нему и остановилась рядом. Она взяла его поврежденную руку в свою, и вода нежно лилась по ним, как будто совершая какой-то странный обряд крещения. Кожа была красной и раздраженной, на ней начали появляться волдыри. Она выглядела очень болезненно. Она поднесла его руку к губам и поцеловала. Она ожидала, что кожа будет горячей, — потому что именно такой она выглядела, — но в действительности ее губы почувствовали холод. Она посмотрела на него и дождалась, чтобы он ответил на ее взгляд. Все будет хорошо… с нами все будет хорошо… со мной, с тобой и Беллой. Она попыталась вложить эти мысли во взгляд и надеялась, что он прочтет их. В более счастливые дни они, бывало, шутили, что стали телепатами: если долго делишь с кем-то жизнь, так оно и начинает казаться. Узнаешь человека настолько хорошо, что можешь предугадать его слова и действия; порой ты действительно знаешь, что он сейчас сделает еще до того, как это происходит. Это одно из свойств любви. Она надеялась, что телепатия сработает и сейчас. Итану необходимо было верить, что они смогут из этого выбраться. Им обоим это было необходимо.

— Я разве сказала, что ты можешь куда-то идти?

Никки быстро оглянулась, испытав укол вины, уверенная, что Кэти обращается к ней. Итан тоже обернулся и, судя по его выражению лица, он точно так же был уверен, что реплика Кэти адресована ему. Мюррей стоял на коленях и цеплялся за плиту, чтобы подняться.

— Возвращайся на пол, Отец, а не то я избавлю тебя и от второго пальца.

Мюррей поднял вверх руку. Обрубок его большого пальца сверху сгорел и был черного и красного цвета.

— Позволь мне опустить его под воду. Пожалуйста.

Его голос срывался, слова были едва слышны, словно шепот. В каждом слоге звучала боль, боль застила все его лицо.

— Сядь.

Мюррей застыл в нерешительности потом опустился обратно на пол и обхватил правой рукой левую.

— Посмотрите на монитор.