Дом

Сукди выносит стопку тарелок. Еще немного, и нужно будет помогать старикам ложиться спать, а потом приниматься за отчеты.

Отчеты.

Папка.

Все дни, которые Моника провела здесь, задокументированы.

Нина замечает, что Виборг идет прямо к ней с решимостью во взгляде. Медленно, но целеустремленно. Поднимает маленькую, похожую на птичью руку. Подзывает ее к себе.

– Ты должна прийти.

Виборг хватает Нину за рукав, тянет ее за собой к коридору Г с удивительной силой.

– Поторопись, пока они не ушли, – говорит она.

– Я приду, Виборг. Успокойтесь.

Дверь в квартиру Г1 открыта настежь. Внезапно Нине становится очень страшно.

– Виборг, там кто-то есть?

Старушка мотает головой.

– Но ты увидишь, что я была права, – шепчет она.

Они заходят в квартиру. Одеяло валяется на полу так небрежно, словно Виборг сбросила его в спешке. Телефонная трубка лежит на боку на прикроватном столике. Старушка осторожно берет ее и протягивает Нине.

Нина смотрит на серый пластик. Качает головой, но Виборг настаивает, и Нина неохотно берет трубку.

Она теплая от руки старушки. Кажется, что почти живая.

Нина подносит трубку к уху. Слышит только шум – волны, шумящие где-то вдалеке, ветер, беснующийся в кронах деревьев.

– Алло?

В трубке что-то шумит и трещит – мертвое эхо Бог знает скольких километров телефонных линий.

– Там никого нет, – с облегчением говорит она, протягивая трубку старушке.

Но Виборг снова прижимает ее к уху Нины:

– Есть. Слушай внимательно. Они же очень далеко.

Нина прислушивается к шуму. Он становится то громче, то тише. Гипнотизирует.

Шепот. Едва различимый. Но он присутствует.

Виборг энергично кивает.

– …я иду, Нина…

Мама.

– …думала, тебе на меня просто наплевать…

– Это не ты, – говорит Нина.

Кажется, в трубке она слышит смех, но, возможно, это статический треск. Она бросает трубку. Смотрит на нее и молчит.

– Почему ты сказала, что мои родители умерли? – торжествующе вопрошает Виборг. – Они же живы, это кто угодно услышит. Скоро они приедут и заберут меня.

Юэль

Они сидят на улице и едят пиццу прямо из картонных коробок. Пьют из горла пиво, которое привез Бьёрн, лениво отгоняя мух и первых вечерних комаров.

– Мне показалось, что мама чувствует себя хорошо, – говорит Бьёрн. – Интересно, прижилась ли она в «Соснах».

Она просто издевается над нами обоими, но ты этого не понимаешь. Естественно, не понимаешь.

Невозможно обо всем рассказать и при этом не показаться безумным. Именно на это и был расчет.

– Бывает по-разному, – отвечает Юэль.

– Хотя она сильно похудела, – продолжает Бьёрн, словно он ничего не слышал, отрывает кусок пиццы с говяжьим филе и кладет его в рот. – Почему? Их недостаточно хорошо кормят?

– Сиделки утверждают, что следят за всем, что попадает в организм и выходит из него.

– Что? – Бьёрн кажется потрясенным.

– Ты не видел дневник дефекации на двери туалета?

– Фу, черт! – Бьёрн вытирает с подбородка соус беарнез. – Я же ем.

– Ты сам спросил.

Бьёрн ополаскивает рот пивом. На его лице гримаса отвращения. Он берет столовые приборы, но они повисают в воздухе.

– Сорян, – усмехается Юэль.

– Все нормально. – Бьёрн сосредоточенно вырезает кусочек из середины пиццы. – Просто было тяжело видеть маму в таком месте. Тебе, наверное, тоже так казалось поначалу?

Юэль кивает. Мама переехала в «Сосны» почти месяц назад, но кажется, что прошло гораздо больше времени.

– Ясное дело, – соглашается он.

Как быстро он забыл, каково было приехать туда с мамой в первый раз! Как он сомневался, правильно ли поступает! И тогда мама явно была не в себе. Не то что сегодня.

– Остальные ведь совсем ку-ку, – говорит Бьёрн. – Ты видел ту, с мягкой игрушкой?

– Виборг? Да, – кивает Юэль.

– И безногого старика, который сидел перед телевизором в инвалидной коляске, с которой свисал мочеприемник. Черт, оказаться там просто кошмар! – И Бьёрн вздыхает.

Потом он откладывает приборы, перепачканные тестом и соусом.

Юэлю кусок в горло не лезет. Он делает глоток пива. По саду проносится ветер. Юэль уже успел забыть, как любит здешний воздух в такие вечера, как сегодня. Прохладный, соленый, настоянный на хвое.

– Слушай, – говорит он. – Что ты помнишь о папе?

Бьёрн вопросительно смотрит на брата.

– Мы же никогда о нем не говорили, – продолжает Юэль. – Каким он был?

– Что ты хочешь знать? – спрашивает Бьёрн.

Он из таких, кто мог бы вернуться оттуда и захватить мамино тело?

– Да все! – восклицает Юэль.

Бьёрн вздыхает. Кажется, вопрос его раздражает, и Юэль понимает, что спрашивать надо было после еще нескольких бутылок пива.

– Я же тоже был маленьким, – медленно произносит Бьёрн, и Юэль понимает, что брат не разозлился. Он просто подбирает правильные слова.

Это наш первый взрослый разговор.