«Сюда» оказалось лабораторией, хотя и отличавшейся от той, что была в их школе: спиртовые горелки, пробирки, колбы и все такое. Здесь господствовал хай-тек: большие, непонятного предназначения машины в кремовых металлических корпусах, диоды, мониторы и электрический гул, свидетельствовавший о некоей скрытой от глаз механической активности.
Окуляр у двери напомнил ей старомодный микроскоп.
— Можно?
— Пожалуйста.
Рут заглянула в «глазок». То, что она увидела, походило на узор вывернутой наизнанку футболки из далеких семидесятых.
— Полимеры, — подсказал Лукас. — Эти ребята — настоящие фетишисты пластика. Не успели получить диплом, а уже идут нарасхват. Промышленность нуждается в хороших специалистах.
Студенты подняли головы, сдержанно улыбнулись и вернулись к работе.
— Если коротко, они изобретают новые материалы. Некоторые называют это получением лицензии на печатание денег.
Он провел Рут в угол лаборатории, где они уселись на вращающиеся стулья. От его одежды пахло селитрой, тот же запах постоянно присутствовал и в квартире.
— Вы раскололи шифр, — сказала она. — Спасибо.
— Вообще-то я сделал это с вашей помощью. — Лукас сложил руки на груди. — Ваш отец оказался прав, предположив, что цифры замещают буквы. А вы были правы, когда посоветовали попробовать латынь. Хотя, должен признаться, чтобы найти соответствия, пришлось немало потрудиться. Я ведь инженер-химик, а не дешифровщик. Но в конце концов все сложилось. Для чего еще нужны университеты, если не для этого, верно?
Рут достала сотовый и открыла текст.
— Так что же здесь зашифровано?
Лукас сухо рассмеялся.
— Так и знал, что вы об этом спросите! К счастью, в каждом преподавательском коллективе имеется свой знаток латыни. Наш не исключение. Мне помог один из коллег.
Он опустил руку в карман и извлек сложенный вдвое листок.
— Тот, кто это писал, натолкал в текст кучу аллюзий, — сказал Лукас. — Переверни страницу. Я отметил две ссылки. Первая — «О великая тайна» — почти точная цитата из рождественской заутрени. Вот, посмотри.
Рут прочитала текст на обороте листа.
— Следующая взята из Библии. Точнее, из «Песни песней» Соломона.
— Наш латинист уверяет, что слово «matrix» используется в значении «чрево» очень редко. Возможно, оно пришло в латынь из каббалы транзитом через арабский.
Легче от объяснений не стало. Рут смотрела на текст, совершенно не понимая смысла.
— Я не говорила, где мы это нашли? Я рассказывала папе. На задней стороне одной картины восемнадцатого века.
— Я так и думал.
— Там был еще символ философского камня. Как по-вашему, это не может быть неким алхимическим посланием?
Лукас взял у нее листок, еще раз прочитал текст и потер подбородок.
— Хорошо, предположим, что контекст именно алхимический. Автор использует прием передачи речи от первого лица. Как в детской загадке. Ставит себя на место некоего элемента или вещества. Он черен. Он появился на свет в результате неназванного мистического процесса, как Христос, — отсюда и заимствование из рождественского богослужения. И на случай если читатель подумает, что философский камень есть золото, дает ясное предупреждение, что это не так. Речь идет об инфернальном камне, чреве земли.
Рут молча смотрела на Лукаса, ожидая продолжения.
— Мы с Йорисом обсуждали это по телефону. Он занимался алхимической стороной вопроса. В алхимии существует понятие черной стадии, нигредо. По сути, это хаотичное, напоминающее смерть состояние, при котором субстанции разрушаются, полностью теряя свои свойства, а затем на их основе создается нечто новое. Смерть и возрождение. Для них, этих веществ, плавильная печь алхимика была чем-то вроде чрева. Но здесь чрево приравнивается к самой земле, что возвращает нас к старинной теории о том, что камни и металлы — суть живые и произрастают в земле. Как пшеница. Они исходят из земли и в ней же должны вырастать. Такая вот бестолковая логика.
— А скажите, — неожиданно для себя спросила Рут, — это не может быть как-то связано с ураном?
Лукас удивленно вскинул брови:
— С ураном?
— Да, бомбы… реакторы… конец света — в этом роде.
— Когда, вы сказали, была написана картина?
— Картина датирована 1758 годом.
— Тогда к урану она не имеет никакого отношения, можете мне поверить. Об уране узнали не раньше 1789-го. Один немец, Клапрот, получил некоторое его количество из смоляной обманки и дал новому элементу название.
— Если не уран, то что?