– Да. Меня что-то удерживает. Сам не знаю что.
– Ты сошел с ума? Мы обязаны сообщить в полицию!
Моя голова стала такой тяжелой, что пришлось опереться локтями о стол и придерживать ее.
– Я до смерти боюсь. Мне кажется, он прячется где-то за углом. И если я пойду в полицию, то может, он в другой раз не будет мне угрожать, а сразу оторвет голову к чертям.
Андреа вздохнула, явно удрученная. Ее буквально трясло.
– Мне тоже страшно.
– Привет, Дэвид. Привет, Андреа.
Я поднял глаза и увидел у нашего стола мистера Фуллертона, а рядом с ним Кентукки.
– Привет, – вяло отозвался я.
– Как настроение? – спросил адвокат.
– Вроде бы нормально.
– А как родители? Все хорошо?
Я кивнул.
– А вы, мисс Льеренас? У вас с мамой все в порядке?
Андреа неуверенно пожала плечами.
– Ну, в целом в порядке.
– Жизнь становится сущим мучением… после некоторых событий. – Фуллертон снова переключился на меня. – Я был весьма огорчен, когда прочел ту статью в газете. Какой стыд! – Я не мог понять, счел ли он статью фальшивкой или разочаровался во мне за то, что я бросил Алехандро на верную гибель. – Многого я не могу для тебя сделать, однако я позаботился об оплате твоего счета. Хотя бы это.
– О, большое спасибо. Очень мило. Вы не обязаны были…
– Мы всегда поддержим тебя и твою семью, сынок. Всегда.
– Верно, парень, – добавил Кентукки, успевший вытряхнуть из своей почтенной бороды висюльки из яиц. – Дайте мне только отловить подонка Гаскинса, где бы он ни прятался, и я вздерну его собственноручно, прежде чем копы успеют сказать: «Стоп! Именем закона!» – он расхохотался.
Я не нашел в его угрозах юмора, хотя и вполне оценил душевный порыв.
– Спасибо, Кентукки.
Мистер Фуллертон скрестил руки и погрузился в задумчивость.
– Тяжело вычислить Коротышку Гаскинса, верно? Всю свою проклятую жизнь он имел неприятности с законом, побывал в тюрьме несчетное количество раз. Но я не представлял, что он способен на такое.
О тюремных сроках я не знал. Всегда считал Коротышку замкнутым, нелюдимым человеком. Однако увидев, как тот отпиливает голову своей жертве, я не удивился стычкам с полицией в прошлом.
Кентукки откашлялся и произнес:
– А тебе известно, что предки Гаскинса пустили корни в наших краях лет двести назад, а то и раньше? Как моя семья, и как твоя, Дэвид. Первые колонисты у Трясины.
Надо же! Сперва я узнаю, что у него есть сын, а теперь выясняется, что его семья поселилась в округе несколько столетий назад, как и моя. Может, он возненавидел меня не случайно? Насколько мне известно, наши семьи, подобно Хэтфилдам и Маккоям[12]
, в свое время поссорились, но теперь все давно уже забыли, в чем предмет спора. Мысль была смехотворной, и все же я невольно подумал, что в общем прошлом между ними явно кое-что произошло.– Черт возьми, парень, ты в порядке? – спросил Кентукки.
Оказалось, я пялился в пустоту, да еще и расфокусировав взгляд.
– Простите…
– Выглядишь, как будто умер от какой-нибудь анеклизмы. Глаза словно у опоссума, который под машину попал. Уверен, что в норме?
– Полагаю, ты хотел сказать «от аневризмы», – прервал его мистер Фуллертон. – А получилась галиматья какая-то.
– Боже мой, ты вдруг хирургом заделался? Когда у меня самого будет анеклизма, я позвоню кому-нибудь другому.
– Аневризма.
– Будем считать, каждый остался при своем мнении. – Кентукки подмигнул мне и придвинулся ближе. – Просто хотел тебя развеселить, парень. Скажу моему работнику, чтобы к вечеру привез вам бесплатно молока и сливок. Как идея? Привет от меня родителям.
– Спасибо, Кентукки. Спасибо, мистер Фуллертон.
– Не советую прогуливать школу, ребята. – Адвокат кивком показал на своего приятеля. Весьма прозрачный намек.
Оба улыбнулись и отправились по своим делам. Едва мужчины скрылись из виду, я заметил, что наша официантка, Фрэнсис Дэниелс, смотрит на нас, не отрываясь. Она была так бледна, словно только что увидела привидение.
– Что с вами, Фрэнсис? – спросила Андреа. – Они ведь оплатили счет.
Маленькая женщина подошла ближе и оперлась о стол, чтобы не упасть. Ее руки тряслись. Между пальцев она стискивала сложенный листок бумаги.
– Это… Это вам. – Она уронила бумажку и поспешно юркнула за двойные двери, ведущие на кухню.
Мы с Андреа пару секунд смотрели друг на друга, словно время замедлилось. Затем одновременно рванулись схватить скомканную записку, оставленную Фрэнсис. Андреа опередила меня, развернула листок и прочла. Ее оливковая кожа сменила цвет.
– Что там?
Вместо ответа она вручила сообщение мне. Я взял его дрожащими пальцами и пробежал глазами по корявым строкам. Как будто ребенок писал.