Пока я лежал в постели, снова прокручивая в уме недавние события, в голову пришла жуткая мысль: а что, если он за мной шпионил, подсматривал, запоминал частые маршруты? Что, если в тот вечер он убил Джорджа Холлоуэя, потому что мы гуляли именно по той тропе? Конечно, тропа популярна, и мы с Андреа бродили там много раз. Однако вдруг он выслеживал меня с самого начала?
Но с какой целью?
И это только небольшая часть мыслей, которые проносились у меня в мозгу, пока я лежал в постели, сжавшись в комок в ожидании утра. Были и более мрачные, которые не отложились в памяти по причине того, что в последующие дни на них наслоились новые события. Они дремали в глубинах памяти десятилетиями, прежде чем восстать из пепла. А затем я принял решение, которое несколько меня приободрило: есть человек, которому я могу довериться. Которому я должен довериться.
Андреа.
Завтра первым делом поговорю с ней.
Наутро я шел по Мэйн-стрит в Самтере, стараясь не замечать, как Фуллер, высадив меня из патрульной машины, медленно движется вдоль улицы следом за мной. Наверное, прошлой ночью он заснул и пропустил весь спектакль. Или Коротышка Гаскинс каким-то образом усыпил его – теперь мне известно, на что тот способен. Мой мозг хорошо работал, в то время как Страх лишил возможности действовать, и эта догадка принесла утешение. Той долгой ночью я убедил себя: Коротышка, устав от игр, убьет меня, если узнает, что в деле опять замешана полиция. Он обретал мистическую силу.
Я шел по тротуару и вбирал в себя маленький город, черпая умиротворение в его незыблемости. Город был таким всегда, здесь ничего не менялось. В этот ранний час улица уже начала раскаляться от зноя, хотя солнце едва показалось из-за крыш зданий на восточной стороне Мэйн-стрит. Оно отражалось в витринах на западной стороне, а те, в свою очередь, отбрасывали свет на припаркованные вдоль бордюра машины, заставляя их сиять, как свежевымытые.
Я проходил мимо магазинов и различных контор, которые располагались здесь, сколько я себя помню – и наверное, еще за десятки лет до того. Дома приткнулись друг к другу, как детали старого игрушечного конструктора – выстроенные не по одной линии, они выступали либо в ту, либо в другую сторону, и ни одно здание не совпадало с соседними ни по высоте, ни по ширине. Большинство витрин потускнели от времени; тенты, некогда пестрые, выгорели на солнце, а кое-где истрепались и свисали бахромой. Я обожал вывески, в основном винтажные. Благодаря им улица выглядела так, словно перенеслась из пятидесятых годов.
Были и другие места, привычные, как пеканы на нашем дворе. «Публичная библиотека Самтера», которой заправляла миссис Хабершам, женщина без возраста. Она руководила не железной рукой, а, так сказать, железной прической – если у нее и было что-то железное, то неизменный пучок седых волос. А еще ресторан «Компас», похоронное бюро Уиттакера, автомагазин Расти и, разумеется, аптека «Рексолл». Да, еще пять или шесть магазинов одежды и торговых центров для всех демографических групп.
Я проходил вдоль улицы, которая оставалась неизменной и внушала чувство безопасности – надежная гавань, край вечных уикендов и каникул, и теплых летних вечеров… Созерцание этих картин подняло мне настроение и добавило смелости перед разговором с Андреа.