Дом для меня

Хотя зная самого себя, он, вполне возможно, даже и тогда отодрал бы себя от Самсона, его ослиное упрямство на многое способно. Но тогда получилось бы гораздо хуже, потому что было бы гораздо больше связывающих его с Самсоном вещей, "приятных мелочей", что острыми крючками зацепились бы за его душу и драли ее ежедневно. Возможно, все это было лишь утешением, будто он успел сбежать с Титаника. На самом деле Лер не сбежал, он на нем просто заснул, но, как и прежде, был все там же, несясь на всех парах к айсбергу с одной лишь надеждой утонуть наконец в ледяной воде.

Когда пришла первая эсэмэска без упреков, Лер сразу понял, что проще не будет даже со временем. Самсон взялся за голову и не мудрствуя лукаво стал просто писать, почему вспылил, как ему было больно. Он своим корявым языком писал о том, на что рассчитывал со стороны Лера и что был не прав, ожидая этого от него.

Лер кожей чувствовал, когда приходили от НЕГО эсэмэски. Он сам не знал как, не было особого оповещения для них, просто знал – это он. После первого "извинительно-объяснительного" сообщения Лера пробило нервной лихорадкой, он буквально забежал в ванную, схватил стопку сложенных на тумбе полотенец и закричал в них. Но это не помогало, он вжимал в полотенца лицо и рычал, выл в него, кусал губы и просил, просил, чтобы все это дерьмо с ним прекратилось, что все прекрасно, все так, как должно быть, он там, где должен быть, он поступил правильно, он ушел, но в груди все буквально выло от боли.

Казалось, будто от живота до сердца по мышцам и венам под самой кожей разлился не горячий, а ледяной металл, сковавший и парализовавший все тело. Лер сгибался словно от боли и бился лбом в свои колени. В голове был лишь один вопрос: когда это пройдет? Когда станет легче?

Когда?

И станет ли…

Лер хотел ему ответить, написать какую-нибудь гадость, но не смог, это было уже выше его сил. Нет, только не диалог.

А Самсона как прорвало, он писал и писал, и писал свое бесконечное покаяния и даже великодушно прощал Леру его "тишину":

"Я знаю… понимаю, почему ты молчишь, но спасибо за то, что хотя бы читаешь".

После этой эсэмэски Лер забрался в душ, включил воду и внушил себе, что это не слезы. Даже рожица на запотевшем зеркале больше не улыбалась. Так прошел почти месяц, Лер словно на дозу подсел на эти эсэмэски, и Самсон не мог не видеть, с какой скоростью он их прочитывает, стоило тому лишь написать, как две зеленые галочки появлялись под сообщением почти мгновенно.

На время помогла новая работа, его загрузили таким количеством дел, что Лер не успевал даже поесть, засыпая порой на заднем сиденье такси по дороге "домой". Он мотался по кастингам, отрабатывал повинность у нового тренера, который взялся за него с каким-то просто фанатичным рвением, особенно за его больную спину и "корсет", которые они должны были возвести вокруг позвоночника, и Лер радовался. Он был рад даже тому, что обстановка в коллективе, с которым ему достаточно регулярно приходилось пересекаться, была жесткой и ядовитой. Разного рода зависть и подставы отвлекали, но от Лера достаточно быстро отстали, поняв, что он очевидно какой-то блаженный, раз улыбается от этих ситуаций, а Лер улыбался, потому что ему на время удавалось спрятаться от сверлящих сердце чувств, от мыслей, которые, словно кислота, разъедали душу.

Потом Самсон пропал, почти неделю никаких сообщений, ни очередных извинений, ни признаний в любви – ничего… Но весточка пришла, откуда не ждали – в пятницу вечером позвонила ошарашенная Жанна и рассказала, что "его Самсон" точно тронулся. Лер был рад, что сидел в тот момент, потому что колени ослабли. Самсон заявился в офис Жанны, заказал рекламу, и судя по тому, что Жанна к нему явно потеплела и пыталась осторожно намекнуть, что, возможно, Самсон не такой уж и ужасный, они поговорили по душам.

Правда, восторженная интонация Жанны быстро завяла, потому что они понимали, в какой сейчас ситуации Лер. Отношения с Васильцевым вышли на ту стадию, при которой Лер уже предупреждал его, где он и когда вернется. Лер и сам не знал, как так вышло, ведь они ничего не обсуждали, не обговаривали и никаких рамок не устанавливали, но тем не менее это произошло. ОН БЫЛ В ОТНОШЕНИЯХ!

В отношениях, черт возьми!

Не в простых отношениях и не с простым человеком. Мало того, он был с человеком, который действительно заботился о нем. Заботился не просто дав распоряжение прислуге, а буквально заботился: в первую неделю после травмы Дима помогал принимать ему ванну. Засучив рукава, садился на бортик ванной и мыл ему голову. Лер нервно шутил о том, что он травмировал связки на ноге, а вовсе не парализован, но это были лишь неловкие шутки, он не мог ему запретить проявлять свою нежность так, как тот умел.