Читаем Дом горит, часы идут полностью

В этом и есть их мудрость – в вариантах. На один вопрос они отвечают множество раз.

И так повернут, и этак. Потом опять подойдут с самой неожиданной стороны.

Вот, если угодно, такое соображение: “Куда бы я ни шел, я всегда иду в землю Израиля”.

Это не только о земле Израиля, но о том, что всем следует иметь какую-то цель.

Каждая минута нас к ней приближает. Когда мы просто идем по улице, эта цель светит впереди.

Сидеть и думать – это тоже шаг… Так, глядишь, и приблизимся к самой важной разгадке.

В Страстную пятницу второго года, когда верующие вспоминают о казни Христа, Коля понял, что избрал верный путь.

Он решил написать близким письмо. Правда, отправлять не стал, а спрятал в карман.

С этих пор письмо у него всегда с собой. Ведь это может произойти в любую минуту.

Нащупает конверт, и сразу кольнет: скоро, скоро. Достаточно за кого-то вступиться, и это будет все.


21.


Что было после того, как Бинштока выбросили на мостовую? Доктор недолго полежал и перебежками отправился к дому.

Несколько раз оборачивался и глазами находил Колю.

В какой-то момент Блинов исчез. Еще секунду назад он стоял рядом с погромщиками, а сейчас его не было.

Доктор догадался, что Коля лежит на земле. Судя по шуму и крикам, его били ногами.

Прийти на помощь он никак не мог. Оставалось просить Бога его защитить.

Случается, Богу вроде и надо бы послать сигнал, но он делает вид, что его нет.

Поэтому действуешь по обстоятельствам. Не так, как считаешь справедливым, а как получается.

Все же Биншток добрался до родных. Получил чай, примочки, теплую постель…

Вблизи продолжающегося погрома все это показалось совершенно невероятным.

Главное, сейчас сидеть дома. Лучше всего опустить шторы и погасить свет.

Кто-то другой сойдет за прохожего, а у него так не получится. Тут же навстречу попадется больной.

Тот пациент его спас, а этот не пожалеет. Может, сам убивать не будет, а просто укажет пальцем.

Вот, мол, перед нами уважаемый эскулап. Давайте пропишем ему микстуру и клизму.

Не только же нам быть больными. Пусть на себе узнает, что такое страшная боль.

Ах, он уже знает, так мы конкретизируем. Чтобы уже никакой доктор ему не помог.

От этих мыслей впадаешь в ступор. Если бы это было возможно, он бы поменялся с Блиновым.

Через несколько дней хоронили бы его, Бинштока. Около его гроба Коля произнес бы речь.

Вот, сказал бы он, мой дорогой товарищ. Всю жизнь он лечил людей, но болезнь зашла так далеко, что они его убили.

Нет, все будет наоборот. Это он, Биншток, придет на похороны своего друга.

Доктор спрячется в толпе, окружившей могилу, и постарается остаться неузнанным.

С парой неприятных взглядов все же пересечется. Эти взгляды будут говорить: почему ты жив, а он погиб?


22.


Если это случится, то не скоро. Пока он считает, сколько раз прокричали петухи.

Можно в “ку-ка-ре-ку” угадать “Бин-шток”. Затем еще множество раз – “Бин-шток”.

С древности петухи сообщают о предательстве. Вот и местные петухи не остались в стороне от последних событий.

В Библии говорится: “И вышед вон, плакал горько”. Как у апостола Павла, у доктора тоже текли слезы.

Он даже подумал: сейчас их двое. Один – в самом начале, а другой – в конце цепи.

Еще доктор злился на судьбу. Ну что своим кривым пальцем она тычет куда ни попадя.

Это ведь явная несправедливость: почему один лежит в морге, а другой в том же здании ведет прием?

Завтра Биншток придет в больницу сосредоточенным и собранным. Никому не придет в голову, что в эту ночь он не спал.

Зачем отвлекать пациентов на постороннее? Куда важнее – раненому повязка, а насмерть напуганному – ласковые слова.

Хоть бы кто успокоил доктора. Улыбнулся приветливо, погладил по руке, сказал что-то доброжелательное.

Вот Коля бы его утешил. Взял бы за плечи и произнес: “Все хорошо. Будем жить дальше”.


23.


Во все времена начальство неторопливо. Наиболее приемлемы для него скорости движения документа.

Сначала одна подпись, потом другая… Наконец, бумага поступает на главный этаж.

Так принимали решение о помощи войсками. Поэтому солдаты появились тогда, когда они были не нужны.

Оставалось пересчитать потери. Попросить родственников громко не разговаривать и разбиться на группы.

Уж насколько солдатам это не свойственно, но они передвигались так, словно на них не ботинки, а сандалии.

Безо всяких приказов они поняли, что сейчас спастись можно только тишиной.

Представляете: люди стали тенями, и только луна уж очень откровенно повисла среди облаков.

Чаще луна открывается одной половиной, а тут опустилась к самым крышам и видна вся целиком.

Наверное, она сторожит Колю. Не хочет, чтобы к нему приближались посторонние.

Голодный пес отошел в сторону. Скорее всего, его смутила не кровь, а пристальный взгляд с небес.

Еще пса испугали голоса. Он знал, что в этих домах живут люди, но из каждого окна слышался вой.

Трудно описать эту картину. Лишь один человек нашел соответствующие слова.

Как видно, ему помогла нелюбовь к евреям. Может, и шевельнулось сомнение, но неприязнь оказалась сильнее.

Писал он, правда, о киевском погроме. Впрочем, все погромы заканчиваются одинаково.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии