– Не поняла? – Жанна нарочито мягко положила ладонь на перила балкона и с деланным любопытством уставилась на Сержа.
– Свари, говорю. Валяй.
Жанна вскипела и выкинула недокуренную сигарету за бортик, прямо на черное пятно.
– Дура, не в толпу же! – Серж с вызовом посмотрел на жену, но быстро сдулся.
– Прежде чем на что-то намекать, иди и начни что-то делать сам. И будет тебе мясное рагу на стол, – бросила Жанна, грубо оттолкнула Сержа и зашла обратно в комнату.
Серж облокотился о перила и уставился на второе за день черное пятно, изучая каждое лицо по отдельности и оставив напоследок самое интересное – лицо в центре пятна. Оно было покрыто мертвой белизной и слегка покачивалось от неуклюжих движений мужчин, несущих гроб.
– Мам, а почему острова не уплывают? Их же ничего не держит.
Услышав свою фамилию, произнесенную бархатным голосом и с американским акцентом, Жанна встрепенулась.
– Данечка, ты посиди спокойно. Я мигом. Моя очередь.
– Но ты не ответила!
– Я сейчас, солнце! Никуда не уходи! – Она подбежала к окошку, где ее приветствовал молодой, красивый, холеный мужчина. Жанна ему бесконечно улыбалась, даже тогда, когда он с прилежанием гимназиста погрузился в штудирование фиктивных документов, протянутых ею, и единственного подлинного приглашения от подруги. На золотое колье Жанны он не посмотрел ни разу, хотя именно на эту фишку она и ставила. Еще у Жанны была шубка с отчаянно распахнутым меховым воротником на груди и экспресс-курс английского за спиной. Шубка была в годах и ушита, но, высланная подругой из недосягаемой Америки, она все еще могла «задать жару». В ней Жанна чувствовала себя сошедшей с экрана. Просто в Тбилиси такой второй больше ни у кого не было, а значит, и сама Жанна в ней обретала альтер эго: у женщины в такой шубе дома никогда не сыпется штукатурка, а по щелям не рыскают тараканы.
– Цель поездки? – Красавец-мужчина отложил бумаги и, сцепив между собой пальцы обеих рук, склонился ближе к окошку. Жанна с удивлением заметила, что придавленный его локтями костюм даже не помялся. А сама она, дура, в утренней суете не успела выгладить блузку! И, кажется, он обратил внимание как раз на этот неприятный факт. Там, конечно, неподалеку трепетали гладкие груди и, как могли, спасали ее альтер эго, но мысль о невыглаженной блузке бесстыдно телепатировала сама себя.
– Навестить подругу («Но рубашку я обязательно поглажу, вы не думайте…»). – И тут Жанна решительно сделала то, чего не готовила вообще: она наклонилась навстречу красавцу, так же сцепила пальцы рук и вкрадчиво шепнула: – Мне очень важно уговорить ее приехать назад. Понимаете, у нее здесь жених, а там личная жизнь не клеится, – английский дал трещину в парочке оборотов, но в целом звучал убедительно.
– Это ваш сын лет пяти там машет?
Жанна растерянно оглянулась на Даню, и тот сразу расплылся в наивной детской улыбке.
– Да. – Она махнула ребенку в ответ и постаралась так же легко и просто улыбнуться, но мышцы лица будто застыли: получалось или слишком слабо, или рот до ушей. Стали сдавать нервы, но было важно продержаться до конца.
– Хороший сынок. Ждет маму назад, – заметил красавец-мужчина за окошком.
Следующие пять минут прошли более предсказуемо. Подобных рискованных выпадов, как о неустроенной подруге, Жанна больше не делала. Единственное, кажется, что она запомнила, отходя от окошка, это были ободряющие слова американского красавца: «Ну что ж, уговаривайте. У вас на это ровно десять дней!» Ловкий удар печати. В то же время что-то новое, неопределенное в голосе мужчины и его прищур заставили Жанну снова посмотреть в протянутый документ, чтобы убедиться в положительном ответе. Он был.
– Отвернись, – Жанна ловкими движениями покрутила Даню, остановила спиной к себе. – А теперь закрой глаза и расставь руки.
Даня доверчиво зажмурил глаза и открыл рот в гримасе ожидания.
– Но только верь мне до конца, хорошо? Ты же мне веришь?
Даня кивнул, и мурашки от предвкушения неведомого охватили его.
– Ну тогда… падай!
Данька не решался. Мотал головой, не открывая глаз.
– Дурачок мой, не бойся! – Жанна смеялась, раскрыв наготове руки. Дул слабый, но морозный ветерок. В парке почти никого. Неожиданно Даня сделал решительный глубокий вдох и откинулся назад.
Жанна подставила руки у самой земли, поймав ребенка почти одновременно с его выкриком.
– Мама! Это страшно! Давай еще! – Даня подскочил на месте, завороженно глядя на Жанну.
– В следующий раз, солнце. Пошли теперь домой. А знаешь, как называется этот трюк? – Жанна нежно обняла сына, испытывая глухое чувство вины. – Прыжок веры.
– Потому что я падаю и не знаю, что будет?
– Потому что ты падаешь и знаешь, что я тебя поймаю.
– Не знаю, а верю.
– Умница. Веришь. – Жанна достала из сумки увесистый «Полароид». – Ну-ка, не шевелись. Улыбайся.
Даня скорчил очередную гримасу, почти похожую на улыбку. Да что там гримасу-голова съехала на плечо, зачесался лоб, стало жать в рукавах. Острее всего ощущаешь мир в тот самый момент, когда он должен застыть, а ты вместе с ним. Один щелчок, и свежая фотография медленно выползла из камеры.